Сотрудник ЧК (с илл.)
Шрифт:
Заплетаясь ногами в огородной ботве, он добрался до забора, нашел калитку. Собаки во дворе не было.
В хате, видимо, прислушивались. Как только Алексей постучал, раздался тонкий, настоенный страхом девчоночий голос:
— Маманя, ты?
— Откройте…
— Дядя Степан?
Стукнула о доски тяжелая заставка. Алексей надавил и, едва запор был снят, он отодвинул тугую, трущуюся об пол дверь и протиснулся в сени. Натыкаясь на рухлядь, пробрался в комнату.
На столе горела коптилка. От ветерка,
Девочка, заложив запоры, вошла следом за Алексеем, плаксиво говоря:
— Чего долго, дядя Степан? Мамани-то все нет. Как уехала вчера, так и не возворачивалась. Чего бы, дядя Степан? А-а!.. — закричала она, разглядев его, и зажала рот ладонями.
— Тихо! — попросил он. — Тихо, девочка, не кричи! Кто-нибудь есть дома постарше?
На кровати поднялась женщина. Алексей вгляделся — молодая.
— Вам чего? — спросила она, до подбородка натягивая одеяло.
— Хозяюшка, красноармейцы мы, от бандитов спасаемся. Дорогу потеряли…
Скрывать не имело смысла. Темное исцарапанное лицо Алексея, кровь на распахнутом френче, наган в руке, да и его неожиданное появление в таком виде здесь ночью, в центре бандитского района, — все это красноречиво говорило о том, кто он такой.
Женщина опустила ноги с кровати и начала шарить на полу обутки. Алексей торопливо продолжал:
— Товарищ у меня тяжело раненный. Помирает. Помогите, хозяюшка дорогая…
Женщина нашла обутки и, одергивая длинную нижнюю юбку, встала.
— Чего вам? — переспросила она, будто не расслышав.
— Красноармейцы мы… Товарищ умирает у колодца… Ему помочь надо!..
Она заговорила быстро, рассматривая Алексея завалившимися глазами:
— Ой-и нет, не можем мы, не можем, добрый человек! В деревне же зеленые!
— Зеленые?!
— Пять человек у Сафонова, старосты! Давеча их много приезжало, а после, бог дал, уехали, только пять и осталось… Да ведь все равно, узнают — не жить нам. Не возьмем его, ох, не возьмем, добрый человек!..
— Да нет же… — начал Алексей. Она не дала ему продолжать:
— Что мы, миленький, с им делать будем? Я вот больная да сестренка малая…
Девочка, оправившись от испуга, стала, захлебываясь, выговаривать, что мамка их уехала за мукой в соседнюю деревню к тетке Ефросинье, да все нет ее.
— Ты, дяденька, не видал, случаем?
— Не видел, — сказал Алексей. Перед этими плачущими женщинами он на минуту забыл, зачем пришел.
А они рассказывали наперебой, что утром приехали бандиты, объявили «нибилизацию», двух мужиков взяли, а третьего, Ивана Лотенко — он идти не хотел, — увели силой, после уехали, а пятеро осталось у старосты Сафонова, который и сам в налеты ходил,
— Если он у нас красноармейца найдет, лютой смерти предаст, душегуб! — говорила женщина. — Я ведь сама богом только и жива: мой муж второй год в красных воюет…
— Да я его оставлять не собираюсь! Мне лодку нужно, до Херсона доехать!
— Лодку? — переспросила женщина, и по тому, как она вдруг замялась, Алексей понял, что лодка у них есть.
— Хозяйка, выручи! — сказал он, вкладывая в свою просьбу все свое отчаяние, всю боязнь за Воронько. — Помрет товарищ! У тебя у самой муж такой, как мы…
— Миленький, как же без лодки-то? — проговорила женщина и, точно ища поддержки, оглянулась на сестру. — Ведь она одна у нас…
— Вернем лодку! Обязательно вернем! Вот тебе большевистское слово! Веришь? — и, видя, что она все еще колеблется, вытащил из кармана свой чекистский мандат. — Смотри сюда: чекисты мы из Херсона. Хочешь, расписку напишу?
— Да не надо мне! — замахала она руками. — На кой мне твоя расписка!
— Мы тебе вместо лодки шаланду приведем с парусом! И будет тебе вечная благодарность от Советской власти!
— Чего уж, — нерешительно проговорила женщина. — Ежели помирает человек… Рази я не понимаю! — И повернулась к сестре: — Нюрка, сведи его, нехай… Весла в курене.
Девочка вскарабкалась на печку и через минуту спустилась вниз, связывая за спиной концы большого рваного платка. Увидев ее готовой, старшая всхлипнула, притянула к себе и, оправляя платок, зашептала:
— Низом идите, бережком, тихонько, не услышали б у Сафонова.
Опасаясь, как бы она не передумала; Алексей слегка подтолкнул девочку к двери.
Женщина сняла запоры, и они вышли из хаты. Девочка юркнула в сарай и приволокла по земле два весла. Алексей закинул их на плечо и шепнул женщине, отпиравшей калитку:
— Спасибо тебе, сестренка!
Она, уже, возможно, сожалея о своей доброте, напомнила:
— Лодку-то не погуби!
— Не бойся…
Воронько не дышал.
Алексей опустился на землю, подтянул колени и положил на них тяжелую, гудящую голову.
Только теперь он почувствовал, как устал. Болели ноги — до крови, должно быть, стер; плечи и спину резко саднило.
Он подумал, что сейчас можно бы лечь возле Воронько и уснуть.
— Дядя, — позвала его девочка, — что ж ты? Пойдем, а, дяденька…
Тогда Алексей встал на колени и начал обшаривать Bоронько. Из карманов гимнастерки достал пачку документов, часы, в брюках нащупал наган, вытащил его и сунул за пояс рядом со своим. Потом сложил Воронько ноги, руки вытянул вдоль тела и, совсем разбитый, присел рядом.
Сзади всхлипнула девочка.
— Тише…
Она замолчала, сильно вздрагивая. Придвинувшись к ней, он зашептал: