Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом
Шрифт:
АДАШ. Можешь меня поздравить. Мы решили пожениться.
ХЕФЕЦ. Вы решили — что?! Вы даже не знакомы!
АДАШ. Ничего, познакомились. И обручились. Это Хана Чарлич.
ХАНА. А это Адаш Бардаш.
АДАШ. Я люблю ее, а она любит меня.
ХЕФЕЦ. Вы что, рехнулись? Фогра выходит замуж, вы женитесь… Я, значит, умру, а весь мир здесь без меня переженится. Так?!
АДАШ. Такова жизнь.
ХЕФЕЦ. Невероятно! Чемпион мира по обморокам заговорил о жизни!
АДАШ (неожиданно срываясь на крик). Не сметь мешать нам жить!!!
ХЕФЕЦ.
ХАНА. Все уже решено.
ХЕФЕЦ. Ничего не решено. Я аннулирую ваше знакомство!
АДАШ. Кишка тонка.
ХЕФЕЦ. Это мой дом. И мой праздник. Вы только благодаря мне познакомились. Расцепите руки. Не было никакого знакомства. Вы не знакомились.
АДАШ. Нет, знакомились, знакомились. Ты не можешь отрицать очевидного. Это Хана Чарлич.
ХАНА. А это — Адаш Бардаш.
АДАШ. Понятно тебе?
ХЕФЕЦ. Все отменяется! Не было ничего! Не было!!!
ХАНА. У нас демократия. Пусть себе кричит, сколько хочет. Пошли отсюда.
ХЕФЕЦ. Ладно. Я и без вас обойдусь. Так умру, без зрителей. И без угощения. В полном одиночестве. (Хана и Адаш направляются к выходу. Хефец кричит им вслед.) Чтоб у вас одни официанты рождались! Чтоб они все время в обмороки падали! (Хана и Адаш уходят, через мгновение Адаш возвращается.)
АДАШ. Прости меня, Хефец.
ХЕФЕЦ. Давай, давай иди отсюда! Женись себе на здоровье.
АДАШ. Ты несправедлив ко мне, Хефец. Ты ведь знаешь, как важно для меня жениться. Всю жизнь я мечтаю о счастье, мечтаю, чтобы рядом со мной был кто-нибудь, кто готов меня выслушать. Конечно, жаль, что это произошло в такой неподходящий момент, но ведь я и о себе должен позаботиться, верно? Сейчас, когда я обручился, я вдруг понял, что родился для радости. Кто бы мог подумать, что я по сути своей человек жизнерадостный? Но теперь это абсолютно ясно. Такова моя природа. (Пауза.) Можно я не буду плакать после твоей смерти? Ты только не обижайся. Просто сейчас мне весело, и ничего с этим не поделаешь. (Смеется.) Мне весело. (Смеется.) Ты меня понимаешь? Мне весело. (Уходит, смеясь.)
ФОГРА. Итак, Шукра, твою биографию я теперь знаю. Сейчас ты подашь мне платье… Но сначала скажи, что ты о нем думаешь?
ШУКРА. Что я думаю о твоем платье? (Гневно.) Что я думаю о твоем платье? (Обращаясь к платью.) Сука ты, а не платье! Служанка несчастная! Послушная тряпка! Ты покорно укрываешь части тела, которые женщина хочет скрыть. Ты развеваешься, когда женщина танцует, и мнешься, когда она валяется на траве. Ты впитываешь пот, который она выделяет изнутри, и собираешь пыль, которая оседает на нее снаружи. Мерзкая сволочь! Ты прислуживаешь женщине, пока не порвешься или не полиняешь. Тогда тебя выбросят на свалку или пожертвуют в детский дом. А крепкое, бодрое женское тело продолжает тем временем цвести и благоухать! Оно очень быстро забывает о тебе, как если бы тебя не существовало вовсе. А ты, ничтожество, лежишь вместе с другими бывшими рабами в помойном ведре и с черной завистью
ФОГРА. Видимо, судьбе угодно, чтобы я вышла замуж в трусах…
АДАШ. Валериановых капель!
ХАНА. Валерьянки нет. Тут поблизости нет ни одной аптеки.
АДАШ. Валерьянки!
ХАНА. Успокойся. Сейчас все пройдет. Ты себя часто так чувствуешь?
АДАШ. Почти каждый день. Даже светила медицины разводят руками, когда речь заходит о моем здоровье. Такие переживания, как сегодня, могут меня убить. Валерьянки!
ХАНА. Я же сказала: нету!
АДАШ. Почему ты сердишься? Я человек легко ранимый.
ХАНА. Я чувствую, что и в семье мне уготована роль официантки.
АДАШ. Что же делать? Я нуждаюсь в уходе.
ХАНА. Как любая другая женщина, я думала, что, выйдя замуж, смогу отдохнуть, а не подавать лекарства.
АДАШ. Что ты хочешь этим сказать?
ХАНА. Что свадьбы не будет.
АДАШ. О-о-о! (Хватается за грудь и корчится от боли.)
ХАНА. Прости. Как мне ни тяжело… но я хочу быть с тобой искренней. Хоть я и Хана Чарлич, и официантка, и все такое… Но у меня тоже есть свои принципы. Я хочу быть женой, а не сестрой милосердия. Лучше я останусь одна. Подожду еще. Не может быть, чтобы жизнь не приготовила мне ничего, кроме тебя. Подожду еще год-другой. А если и тогда не повезет… что ж, покорюсь судьбе. (Пауза.)
АДАШ (самому себе). В сущности, она совсем некрасивая. Да и вообще… Разве она мне нравится? (Пауза. Хане.) Сколько, ты говоришь, должно пройти времени?
ХАНА. Год, два…
АДАШ. Вечно мне предлагают ждать несколько лет. Мое сердце этого не выдержит. А что, если я приду к тебе через два года, а ты скажешь — еще два?
ХАНА. Это невозможно. Я старею.
АДАШ. Два года — это немало. (Делает шаг по направлению к Хане.) Это даже слишком много. (Вдруг падает.) Бух. (Хана наклоняется, чтобы помочь. Адаш хихикает.) Вот и ноги тоже не хотят со мной жить. (Хане.) Ничего, я сам.
ХАНА. А ты сможешь?
АДАШ. Смогу. Смогу. (Хана выпрямляется. Пауза. Устало.) Вставай, Адаш. Ты должен поднять это тело. Поставить его вертикально. Чтобы живот был выше, чем ноги, а голова выше живота. Ты должен привести себя в порядок, начать все сначала.
ХАНА. Почему ты не встаешь?
АДАШ. Пусть все останется так.
ХАНА. Как это «так»?
АДАШ. Ну так, как сейчас. Мне так удобно.