Сотворение мира.Книга третья

Закруткин Виталий Александрович

В те самые дни, когда штабные офицеры, с неохотой покидавшие Берлин, собирали свои чемоданы, по радио было передано важное сообщение.

«11 мая японские войска перешли государственную границу Монголии и продвинулись до реки Халхин-Гол, — вещал знакомый берлинцам голос диктора. — Монгольские пограничники вступили в бой, но были быстро рассеяны японской авиацией. На помощь монголам спешат советские полки».

Конрад Риге (после Испании он все еще числился в отпуске) влетел к Раухам с торжествующим криком:

— Ну что, философ и скептик? Хоть сейчас ты понял, какие

события назревают? Эти события у порога! Земной шар задрожит! В ближайшие дни японские войска поставят на колени Монголию, ринутся на Россию и захватят Сибирь!

— Подожди, Конрад. — Юрген Раух с трудом освободился от железных объятий кузена. — В сообщении говорится, что на помощь монголам спешат советские полки. Или ты не слышал этого? Уже имея опыт Хасана, русские сумеют справиться с японцами.

— Над тобой, Юрген, до сих пор довлеет твоя захолустная русская деревня! — с возмущением сказала Ингеборг. — Ты сознательно закрываешь глаза на то, что пакт, заключенный нами с Италией и Японией, уже поставил Россию на край гибели.

Между тем Юрген, пользуясь более точными, чем публичные сообщения, сводками генерального штаба, почти каждый вечер привозил весьма неутешительные сведения.

— Советую тебе умерить свой оптимизм, — как-то сказал он Конраду. — Вчера, например, советско-монгольские войска после ожесточенного боя отбросили японцев к границе.

В эти дни внимание не только немцев, связанных с Японией пактом, но и внимание всего мира было приковано к событиям в Монголии. На протяжении нескольких недель там отмечалось затишье, а в ночь на 3 июля японцы, подтянув большие силы, начали новое наступление. За ночь они переправились через реку Халхин-Гол, заняли господствующую высоту Баин-Цаган и устремились к югу, создавая угрозу окружения советско-монгольских войск. Однако советское командование разгадало замысел японских генералов, разгромив их войска на горе Баин-Цаган. При поспешном отступлении через реку японцы в панике взорвали наведенный ими же понтонный мост, и потому сотни их солдат утонули.

Время от времени в военных действиях возникали так называемые оперативные паузы, используя которые японское командование подтягивало к Халхин-Голу свежие дивизии, авиацию, танки, артиллерию. В августе на границе с Монголией уже изготовилась к новому, решающему наступлению 6-я японская армия во главе с генералом Огису Риппу.

Конрад Риге непрерывно следил за сообщениями из Монголии, часто разговаривал с друзьями-эсэсовцами, набросал на карте расположение японских и советско-монгольских войск, подолгу сидел у Раухов, всматриваясь в карту, испещренную синими и красными флажками. Теперь уже и его начали одолевать сомнения.

— Черт их подери, этих наших союзников, — в раздражении сказал он Юргену, — уткнулись носом в проклятую речушку и хотят победить русских малыми силами!

— Какие же малые силы? — возразил Юрген. — У генерала Огису Риппу на Халхин-Голе целая армия, и собрана она в такой кулак, что участок ее фронта не превышает семидесяти километров.

— Значит, надо вводить в операцию еще одну армию.

— Но это означало бы вступление Японии в большую войну, —

сказал Юрген. — Русские ведь тоже могут выставить, как ты выразился, еще одну армию. Пока же японцы заняты прощупыванием советских сил.

— Идиоты, — с презрением сказал Конрад, — это прощупывание может дорого им обойтись…

Он не ошибся. В двадцатых числах августа советско-монгольские войска окружили группу генерала Риппу, молниеносными ударами танков и авиации раздробили ее на части, а к концу месяца полностью уничтожили. Согласно советской сводке, японцы за время летних боев потеряли свыше пятидесяти тысяч солдат и офицеров. У них были захвачены 17 орудий, 340 пулеметов, 12 тысяч винтовок, снаряды, патроны. Япония лишилась шестисот шестидесяти самолетов, сбитых советскими летчиками и зенитным огнем.

— Вот и доигрались кичливые самураи, — презрительно процедил раздосадованный Риге. — А ведь постоянно хвалились своей воинственностью. Со-юз-ни-ки! Лучше бы уж не начинали этой дерьмовой операции.

— У русских есть мудрая поговорка, — сказал Юрген, — не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати…

Однако японо-советский конфликт на границах Монголии недолго занимал внимание двоюродных братьев. В последних числах августа рейхсфюрер Гиммлер вызвал к себе Конрада Риге. В кабинете Гиммлера присутствовал начальник имперского управления безопасности Рейнгард Гейдрих.

— Мы пригласили вас, Риге, чтобы вручить пожалованный фюрером орден, — торжественно сказал Гиммлер, — и, кроме того, поздравить вас с присвоением звания оберштурмбаннфюрера.

Он покровительственно коснулся плеча Риге сухой рукой и прикрепил к его парадному мундиру протянутый Гейдрихом орден.

— Но это не все, — сказал Гиммлер. — Послезавтра ночью вы с группой одетых в польскую военную форму уголовных преступников нападете на нашу радиостанцию в Глейвице. Можете при этом застрелить одного-двух служащих радиостанции. Один из преступников должен обязательно выступить по радио с речью против фюрера и Германии. Дайте ему поговорить несколько минут, а потом пристрелите и труп не убирайте. Текст его речи заготовлен.

Конрад Риге молча слушал рейхсфюрера. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он только позволил себе улыбнуться и спросить ровным голосом:

— Мне, господин рейхсфюрер, тоже прикажете быть в польской военной форме?

Гиммлер и Гейдрих засмеялись.

— Конечно, — сказал Гиммлер. — Но вы, Риге, можете не беспокоиться. При нападении на радиостанцию в Глейвице другие офицеры обергруппенфюрера Гейдриха перестреляют всю подчиненную вам банду до последнего человека, а ваша голова уцелеет, она нам еще пригодится.

Гейдрих подошел ближе к Риге, заглянул ему в глаза.

— Вам ясно, для чего нужна акция в Глейвице?

— Так точно, господин обергруппенфюрер, — спокойно ответил Риге. — Я полагаю, что она должна стать поводом…

— Для чего? — перебил Гейдрих.

— Для начала операции против Польши.

— У вас, Риге, отличная интуиция и острый ум, — сказал Гиммлер. — Но то, что вами сейчас произнесено, вы должны забыть навсегда. Надеюсь, вы меня поняли?