Сотвори себе удачу

Островская Ольга

По всей квартире воняло рыбой. Видимо, дядя Костя благополучно вернулся. Так и есть. Восседая за столом в центре их огромной кухни, он торжественно чистил свою рыбу.

– Милочка! – заулыбался он во весь рот. – Хочешь рыбки? Только вчера наловил.

Дядя Костя появился в их квартире лет пять назад, когда смущенная Мирипална однажды, постучавшись в их комнату, пригласила их с мамой к себе.

– Знакомьтесь! Это Константин!

– Дядя Костя! – смущенно представился он, пожимая руку Люде.

– Мы решили-таки пожениться! – объявила Марипална. – Только что из загса. – И она предъявила «Свидетельство о браке».

Они представляли собой довольно странную пару: она не то чтобы очень молодящаяся, но очень заботящаяся

о красоте своей и интеллигентности дама глубоко пенсионного возраста, а он, сразу видно, крепкий работяга, не дурак выпить и крепко выразиться. Но между ними чувствовалась трогательная гармония. Познакомились они в доме отдыха, куда путевку ей дала «Союзпечать», где она до сих пор работала в киоске, а ему – завод из какого-то южного города, чтобы он оправился после трагической потери всей семьи. В общем, он восхищался красотой и интеллигентностью своей подруги, а она наконец нашла поклонника того, что ценила в жизни больше всего.

Дядя Костя долго не мог устроиться в своей новой жизни. Работы он для себя так и не нашел. Здоровые мужики тогда сидели без работы, а тут иногородний пенсионер. Он помогал Марипалне в киоске, вел хозяйство – в общем, слонялся без настоящего дела, пока однажды случайный знакомый не пригласил его на подледный лов. В первый же раз он приволок килограммов пять рыбы. Сначала Марипална обрадовалась и даже поощряла мужа на новые подвиги.

Он и пристрастился к этому занятию. Да так, что дома стал бывать чуть ли не реже, чем на рыбалке. Вся квартира пропахла рыбой. Рыбу ели все соседи. Марипална и продавала ее, и раздавала так, и угощала всеми мыслимыми рыбными блюдами. Наконец это ей надоело, но оказалось, что дядя Костя стал фанатом. И жить без рыбалки уже не мог. По крайней мере, зимой. Тогда Марипална послала торговать его рыбой серьезно, на рынке. Он всячески сопротивлялся. Стал заготавливать свою рыбу впрок, научился печь пирожки, лишь бы не ходить на рынок. Марипална тоже сделала ответный ход и стала заставлять его торговать пирожками. Он увиливал от такой деятельности всеми правдами и неправдами. В общем, шла затяжная война. Но были здесь еще и причины для беспокойства. Лед к весне начинал таять, и в самый разгар зимы случались всякие неприятности, как вчера, например. Дядю Костю вместе с другими такими же терпевшими бедствие рыбаками не раз спасали эмчеэсовцы. Трижды его снимал с дрейфующей льдины вертолет. Но он, к несчастью, не пугался, а, наоборот, только сильнее влюблялся в свое поистине мужское, полное опасностей и приключений времяпрепровождение. После своих головокружительных приключений неделю-другую он ходил именинником, клялся и божился своей Марипалне, что никогда в жизни его нога не ступит на лед, и потом втихую отъезжал на рыбалку снова, оставив жене лаконичное сообщение в виде записки.

– Нет, дядя Костя, спасибо, – меланхолично ответила Люда, – я на завтрак рыбу не люблю.

– А то я быстренько поджарю. Свеженькая. А? Давай? Или сварю…

– С благополучным возвращением, дядя Костя! – вместо ответа сказала Люда. – А то мы уже вчера волновались. Вас Марипална-то видела?

– Так по телевизору же показывали, как нас снимали с льдины! – скромно недоумевал он. – Во всяком случае, прессы было довольно много по сравнению с прошлыми разами, – небрежно добавил он, явно важничая.

– Опять! – ужаснулась Люда. – А мы пропустили вчера петербургские «Новости»…

И вдруг он несказанно обрадовался.

– А вы что, не видели? Моя не знает? – С надеждой стал он заглядывать в глаза Люде.

– Не знает, не знает, – успокоила она его.

– Живем! – как ребенок, замахал он руками. После обеда, ровно в три, Людмиле позвонили.

Говорил женский голос на чистом русском языке:

– Здравствуйте! Я звоню по поручению господина Джонса. Он хотел бы с вами встретиться, так как завтра они уезжают в Штаты.

– Да,

конечно.

Видимо, сам господин Джонс стоял рядом, потому что она вдруг перешла на английский. Видимо, переводила ему Людины слова. Потом продолжила по-русски:

– Вы могли бы подъехать в гостиницу «Палас-отель», номер…

– Нет, – перебила ее Люда, – лучше, если господин Джонс встретит меня… – Она судорожно представляла себе этот «Палас-отель». Она там никогда не бывала и не знала даже, как там внутри все расположено. Надо другое какое-нибудь место, и чтоб не злачное, а приличное. И чтоб недалеко от его паласа. – В кафе «Грин крест», это на Владимирском, – наконец придумала она.

– Да, я знаю, но знает ли он? Подождите, – ответил женский голос и затараторил по-английски. Потом уже в трубку по-русски деловито сказала: – Да, он знает. Он хочет встретиться через час.

– Хорошо, – выпалила Люда, но тут же спохватилась: – Нет, если можно, через полтора.

– Он согласен. И еще, – продолжал голос, – он просит, чтобы вы оделись так же, как в театре, чтобы он вас легко узнал.

Люда тут же представила, как она сидит в «Грин крест» за столиком с американцем в своем новом платье. И эта картинка вполне ее устроила. На этом они и распрощались.

Люда вбежала в комнату и только тут бросилась к зеркалу: голова никуда не годится. Она не мыла ее два дня. И чего она раньше думала, ведь времени было сколько угодно. «Ладно, заколю как-нибудь, – бодро решила она, но тут же осеклась. – Хотя, с другой стороны, надо бы выглядеть, ведь они потом будут Стиву рассказывать об этом свидании с ней и впечатления свои о ней передавать… Ну и что? Все! Все! Ничего ей все равно не успеть!» И она бросилась в парикмахерскую, чуть ли не на ходу натянув платье, то самое и единственное приличное, но ведь именно в нем ее и хотели видеть американцы.

…Она опоздала не меньше чем на полчаса, но успела-таки сделать ту же укладку, у той же парикмахерши. Чего ей это стоило?! Перед дверью она минуты две стояла, приводя дыхание в норму. Вошла она в кафе вальяжной походкой и лениво огляделась. Она вглядывалась в лица мужчин, но ни одно из них не было ей знакомо, кроме, пожалуй, одного… Но это был, кажется, всего лишь архитектор, с которым она была еле знакома.

Люда его действительно знала только в лицо, примелькался в ленпроектовской столовой. А однажды, года четыре назад, как раз именно тогда у мамы случился первый инсульт, он вдруг подошел к ней и сказал, что хочет поговорить. Они пошли в курилку, встали в уголке. И он без обиняков предложил ей покровительство влиятельного человека. Он так и сказал: «Один влиятельный человек хотел бы вам помочь. Он бы и маму вашу устроил в хорошую клинику с первоклассным уходом, и о вас бы стал заботиться…» Люда даже сначала не поняла, о чем идет речь. Тогда он вполне доходчиво объяснил, что она понравилась этому человеку как женщина. «Он, конечно, женат, но это ведь не помешает…» – сказал он. Люда не отшила его тогда, как-то растерялась. Просто сказала: «Спасибо, у меня и так все в порядке…» – и ушла. А потом подумала, что, подойди он неделей раньше, она ведь, может быть, и согласилась бы. Положение у нее тогда было безвыходное. Она бы решила, что ради мамы и так далее. Какое счастье, что Галка ей помогла!

Он кивнул ей. «У нас в городе что, живут одни архитекторы? Ладно, пусть видит, что у меня и без его гнусных предложений все в порядке», – промелькнуло у нее в голове.

– Привет! – улыбнулась она в ответ победоносно и снова обвела взглядом посетителей. Вдруг она услышала за спиной:

– Ludmila!

Она обернулась. Из туалета выходил американец. Да, она видела его тогда в театре.

– Мистер Джонс?

– Yes! Hello, Ludmila!

– Хелло, мистер Джонс! – вдруг вырвалось у нее вполне непринужденно, как будто она шпрехала по-английски всю сознательную жизнь.