Соучастие
Шрифт:
Куприянов написал заявление быстро. О Пушкареве отозвался хорошо. Его лицо порозовело и выражало смущение. Видно, от взволнованности он клетчатым платком изредка вытирал лоб.
Понятые ушли. Вошла дежурная с чайником.
— Попейте чайку, не повредит. Между прочим, уже одиннадцатый час…
— Спасибо! — поблагодарил Савин. — Можно стаканчик.
Дежурная, сияя улыбкой, удалилась.
— Даже в голове не укладывается, — щурясь, словно припоминая что-то, сказал Куприянов. — Последние дни Пушкарев в деньгах затруднялся. Я это чувствовал. Приглашал завтракать, обедать. Он к этому отнесся неодобрительно.
— Вы считаете, он это от скромности? — угадывая недосказанные слова, спросил Арсентьев.
— Несомненно, — категорично ответил Куприянов. — Его скромность не только в этом. Я думаю…
— Что вы думаете?
Куприянов промолчал.
Вернулась дежурная.
— Наверное, это поможет вам, — сказала услужливо. — В пятьдесят седьмом номере знакомая Пушкарева живет. Тамарой зовут. Может, она что подскажет.
— Спасибо. — Арсентьев умолчал, что о Тамаре он уже знает от потерпевшего. — Это очень интересно! Пригласить ее в кабинет администратора несложная задача?
— Устрою, — довольная поручением, ответила дежурная и направилась вместе с Савиным к выходу. Настроение ее несколько улучшилось.
— Только о краже ни слова, — фраза была брошена им уже вслед.
Арсентьев спросил Куприянова:
— Надолго в Москве?
— Еще неделю.
— В командировке?
— Нет. По семейным делам. Я дочку замуж отпускаю.
— Выдаете, — поправил его Арсентьев.
— Нет, отпускаю, — повторил Куприянов. — Она была замужем. Ей двадцать восемь и с дочкой. Вот стараюсь, чтобы жизнь у нее новая по-человечески шла. Приданое в Москве покупаю. Хочу, чтоб было все как у людей, нужды в необходимом не видела. — Он с силой потер подбородок и словно с горечью добавил: — И чтоб сердце за нее не болело…
Поняв, что осмотр закончен, Куприянов взял стакан с чаем, пригубил и поставил его на стол.
Стихли голоса, замолкли телевизоры. Гостиница готовилась ко сну. В уютных холлах, под светом желтых абажуров за журналами и вязанием коротали ночное время дежурные. Арсентьев спустился на лифте в вестибюль и, размашисто шагая, направился в кабинет администратора. Проходя мимо швейцара, он замедлил ход. Швейцар, поспешно притушив сигарету, посмотрел на Арсентьева поверх очков и шагнул навстречу. По его лицу было видно, что за день он устал и предстоящий разговор с работником милиции его не особенно вдохновлял.
— Что ж вора-то проморгали? — с напускной строгостью спросил Арсентьев. — При вашем-то стаже глаз должен быть особый, наметанный.
Небольшого роста, с поредевшими седыми волосами, круглолицый швейцар знал, как ответить, но все же с минуту стоял нахохлившись.
Переступая с ноги на ногу, сказал уныло:
— Виноват, товарищ начальник. Вот прошляпил, — и развел руками. Швейцар давно уяснил простую житейскую истину: на человека меньше сердятся, когда он сам себя ругает. — Вообще-то, конечно, должен был обратить внимание, — сказал с огорчением. — Уж очень торопился парень, когда от лифта шел. Я еще спросил: «Что мало у нас пожили?» А он даже не взглянул, — эти слова прозвучали вполне искренне. — Только если разобраться — какой с меня спрос? — продолжал швейцар. — Обувь у человека грязная — не пускай — паркет замызгает, курить в вестибюле не разрешай, за чемоданами посматривай,
— Поменяли бы работу, раз столько хлопот.
— Мы трудностей не боимся, — улыбнулся хитро швейцар.
Улыбнулся и Арсентьев. Он знал — швейцар работу не сменит…
— Парень один вышел? Или кто ждал его?
Швейцар беззвучно пошевелил губами, словно что-то припоминая.
— Один. Сел в такси и уехал.
— Вот если б номерок машины… — с надеждой в голосе сказал Арсентьев.
— Номерок — это мы можем, — оживился швейцар. — Такси мы заказывали. Жилец какой-то уезжал. Но, видно, торопился, на другой машине укатил. — Он стал шарить по карманам. — Телефон в таксопарк мне сменщик дал. У него невестка там диспетчером… Не должен я выбросить бумажку!
Арсентьев усилием воли подавил нетерпение и стоял молча. Швейцар подошел к двери и, присев на корточки, стал рыться в тумбочке.
— Таксист этот натуральный рвач оказался! — жаловался он. — Как узнал, что жилец уехал, о ложном вызове стал кричать, что колесил вхолостую. Все требовал, чтобы уплатил я за прогон. А какая моя вина?
Бумажка с номером нашлась среди газет.
— Вот она!
— Спасибо, отец, выручил! — проговорил Арсентьев благодарно.
Он подошел к телефону, снял трубку… А через минуту уже записывал номер такси и фамилию шофера.
В кабинете администратора напротив Савина сидела красивая девушка. Она скользнула по Арсентьеву беспокойным взглядом.
«Тамара», — догадался он, усаживаясь на диван.
Тамара отвечала на вопросы обстоятельно, назвала адреса, где мог появиться Виктор, и взволнованно теребила концы пояса васильковой кофты.
— Других знакомых у нас здесь нет. Мы в Москве впервые, — уверяла она Савина. — Скажите, что с Виктором? — Этим вопросом она пыталась скрыть замешательство и растерянность.
На этот вопрос отвечать точно было преждевременно. Поэтому Савин отделался формальными словами: служебная необходимость. Арсентьев вмешиваться не стал. В данной ситуации такой ответ был правильным и отвечал интересам дела.
— Не волнуйтесь, Тамара. Приходите утром в отделение, к этому времени кое-что прояснится, и мы продолжим беседу. — Арсентьев взглянул на часы. Было около двенадцати. Он подумал, что в таксопарках в это время уже заканчивалась смена, водители, отметив время возврата, разъезжались по домам. Все это осложняло розыск.
Когда Тамара ушла, он сказал Савину:
— Давай подведем итоги, чем мы располагаем? Адресами, номером такси, приметами Пушкарева. Чего у нас нет? Как всегда — времени. Парень, если он еще в Москве, может уехать в любую минуту. Поэтому начнем с поиска шофера. Он укажет точное место, где высадил Пушкарева. Это первое. Второе — надо вызвать в отделение Муратова и Казакова и подключить их к розыску. Они займутся проверкой адресов. Вдвоем нам не управиться.
Арсентьев позвонил дежурному и поручил проинформировать о розыске Пушкарева милицию вокзалов и аэропортов, вызвать из дома оперативников, а через диспетчера — водителя такси.