Соучастие
Шрифт:
— Я не смеюсь. Я плачу над твоей судьбой.
— Почему?
— Потому что судьба твоя на волоске висит, а моя на канатах.
— Что же это за канаты?
— Когда-нибудь поймешь. Но я тебе сейчас скажу. Это любовь к делу, уважение к людям и простая человеческая честность…
Шунин подавил тяжелый вздох.
— Да, я судимый, — сказал он вдруг осевшим голосом. — И мне свою жизнь исправлять надо, потому что у людей ко мне доверия нет. Вот у меня к ним есть. Они добра мне хотят. Я чувствую
Мимо шли супруги Школьниковы. Шунин выругался еще раз.
— Вы что себе, собственно, позволяете? — возмутился Школьников. — Совсем стыд потеряли. Видно, колония вас не исправила. — Он говорил громко, уверенно.
Шунин смотрел смущенно. Понимал: в такой ситуации пререкаться не следует.
— Извините, — виновато сказал он. — Не заметил. А то бы…
— А то бы, а то бы… Даже работника милиции не стесняетесь. Или у вас форма разговора с ним такая? — Упрек Школьникова уже относился к Гусарову.
Шунин вымученно улыбнулся:
— Я извинился уже, извините еще раз…
Школьников повернулся, чтобы уйти, но посмотрел на Гусарова.
— Я вижу, товарища милиционера не беспокоит, что нарушается общественный порядок. Я проинформирую ваше начальство.
Гусаров чуть удивился и пожал плечами. Не ждал он столь неожиданного поворота. Сказал без колебаний:
— Это ваше право. А мое — сделать строгое замечание и при вас, — он подчеркнул эти слова, — призвать к порядку…
— Ты что? Ты что? — заволновался Шунин. Он лихорадочно обдумывал свое положение. — Я же попросту…
— Прошу меня в эти вопросы не вмешивать, — от высокомерия Школьникова не осталось и следа. — А его, — он пальцем указал на Шунина, — предупредите. Может, и поймет. Штрафом и пятнадцатью сутками таких не исправишь…
Шунин обозлился.
— Что значит «может»? И каких это «таких»? — воскликнул он. — Я что, хуже тебя? Ну, выругался нечаянно, а ты со знанием дела в словах этих разобрался. Выходит, знакомы слова-то…
Гусаров решительно оборвал его:
— Нахальный ты, Шунин. Хулиганство в тебя основательно въелось.
Шунин расстроился.
— Спасибо за характеристику моей личности…
Гусаров не ответил. Он раскрыл было планшетку и, решительно захлопнув ее, повернулся к Школьникову:
— Я хотел бы зайти к вам на минутку, переговорить.
— Нет, нет. У нас в квартире уборка, — поспешно ответил Школьников. Ему явно не хотелось вмешиваться во внезапно возникший конфликт.
— Тогда завернем в ДЭЗ. Это минут на десять. А вы, Шунин, идите в отделение. Там разговор с вами состоится обстоятельный.
— При чем здесь я? — замер Школьников. — Вот что значит не проходить мимо. Так и до дома не дойдешь…
— Ну зачем это вам? Зачем? — с
— Не заводись, Шунин, — строго заметил Гусаров. — А то я на работу письмо направлю. Пусть общественность за тебя возьмется…
Шунин растерялся. О том, что Гусаров может написать письмо на работу и подключить общественность, он не предполагал.
— Ладно, начальник. Я могу даже отсидеть твои сутки. Только на работу не пиши. Не позорь… У меня дочь на этом заводе работает. Ради нее прошу.
И представил себе, как в цехе его будут обсуждать, а он станет оправдываться и доказывать, что не так уж виноват. Подумал и о том, что лишат его прогрессивки, что долго будут смотреть на него без уважения, до тех пор, пока все забудется. И забудется ли? Он зябко передернул плечами.
— Повинился ведь я, чего же еще-то? Неужели хотите, чтоб от моей жизни одни пустяки остались? — Он махнул рукой, дернул вниз шапку и медленно зашагал по тротуару.
Шунина оштрафовали на пятнадцать рублей. Конечно, штраф лучше, чем письмо на работу. Но он считал, что несправедливо и так и так.
Неотступно беспокоила мысль: опозорился. Теперь говорить станут: Шунин после колонии опять за старое взялся. А он не такой. Знал это точно. За старое браться не мог, потому что постыло оно ему и чуждо. Он, сунув руки в карманы пальто, бесцельно шагал по улице.
ГЛАВА 12
— Проходи! — Савин жестом пригласил Виктора.
С чувством душевного смятения Виктор переступил порог и, плотно прикрыв за собой дверь, обитую коричневым дерматином, огляделся. Кабинет небольшой. Метров пятнадцать, с окном на улицу. Зеленоватые стены, два однотумбовых письменных стола с перекидными календарями, телефонные аппараты…
Виктор сел на стул, оказавшийся чуть отодвинутым от стола, и сразу же ощутил неловкость. Облокотиться было не на что. Он не знал, куда деть свои руки.
В кабинете очень светло и необычайно тихо.
Савин неторопливо разложил перед собой какие-то бумаги, полистал их. Потом достал из ящика бланк протокола допроса.
— Ну, Пушкарев! Будем знакомиться. Меня зовут Юрий Михайлович, я капитан милиции. Твое дело поручили мне. — Он не торопил события, не спешил начинать допрос. Думал о том, как установить контакт с Пушкаревым. Знал: без этого нужного разговора не получится. Поэтому сказал не таясь:
— Я за тобой всю ночь гонялся. Устал очень. — Он начал спрашивать об отце и матери, о друзьях, школе, о том, как «срезался» в университете…