Соучастница
Шрифт:
– Какую же тогда роль вы отводите ее брату?
– Если я правильно понял, Робер Тернье прибыл гораздо позже.
– Значит, вы плохо поняли, – отрезал Филипп. – Они оба были там.
«Testis unus, testis nullus». Почему полицейский так настойчиво стремился разрушить алиби, которое никто не подвергал сомнению? Филипп припер его к стенке:
– Это Робер вам сказал, что он пришел позже? Попав в собственную западню, Шабёй попытался выбраться из нее:
– Я этого не говорил… Вы неверно истолковали…
– Я ничего не придумываю… Я повторяю ваши же
– Ну, скажем, я неточно выразился, – извинился Шабёй, продолжая давать задний ход. – Человеку свойственно ошибаться… Я едва успел просмотреть его показания.
– Тогда мой вам совет: перечитайте их! И сами выиграете время и не будете отнимать его у других.
Несмотря на его добрые намерения, Филипп распалялся. Разговор грозил принять неприятный оборот. По разным, почти взаимоисключающим причинам ни одному из мужчин этого не хотелось, и чтобы вконец не разругаться, они умолкли.
На какое-то время забытая в пылу спора Раймонда, находившаяся в соседней комнате, вновь выступила на передний план тревог Филиппа. Он опасался той минуты, когда все трое соберутся вместе, и поскольку этого нельзя было избежать, а также потому, что он считал позиции Шабёя весьма непрочными, Филипп решил расставить точки над «i» как можно скорее, до того как полицейский успеет снова овладеть собой.
– Если это все, что вы хотели узнать…
Он форсировал ход событий, нервничал, вымученно улыбался, не в силах сделать свою улыбку более приветливой. «Главное, – говорил он себе, – это поскорее выпроводить его… пока у него не возникло желания заглянуть в паспорт Раймонды». И что за дурь на нее нашла?.. Непременно надо надрать ей уши… если все закончится хорошо.
Он внушал самому себе: «Все будет хорошо!.. Все должно быть хорошо…»
Однако в прихожей он вдруг почувствовал слабость. Он испугался, что замысловатая конструкция, сооруженная в поддержку преступления, рухнет и похоронит под обломками и его самого, и его сообщницу. Задыхаясь от волнения, он вошел в гостиную.
Комната была пуста!
Глава 11
О недавнем присутствии Раймонды в гостиной свидетельствовал лишь окурок «Пел-Мел», еще тлевший в пепельнице, да оставленный на виду на круглом столике листок, вырванный из блокнота. Своим вытянутым элегантным почерком посетительница начертала на клочке бумаги несколько строк…
«Дорогой друг.
Я не могу, к сожалению, ждать окончания вашей беседы, так как на самом деле очень тороплюсь. Простите мне мою маленькую ложь и то, что я ухожу не попрощавшись, но я не хотела мешать вашему разговору с господином инспектором, который, очевидно, имеет сообщить вам нечто важное.
Думаю, мне не составит труда поймать такси где-нибудь поблизости. На прощание примите еще раз мои соболезнования в связи с постигшим вас несчастьем. Я знаю, как вы были привязаны друг к другу. Пускай же память о нашей дорогой усопшей служит вам такой же поддержкой, как если бы она была еще жива. Я же буду продолжать соединять
Симона Леруа»
Конструкция не рухнула. Напротив, она стала еще прочнее. Освобожденный от давившего ему на грудь бремени, Филипп глубоко вздохнул.
– Итак, – сказал Шабёй, обозленный, как никогда, – она ушла… Почему?
Не говоря ни слова, Филипп протянул ему записку. Про себя же подумал: «Гениально… Она просто умница!»
Предав ее проклятию, он теперь безмерно восхищался ею. Она не только нашла способ улизнуть, избежав таким образом нежелательных вопросов, но и слова послания были подобраны так точно, что сразу направляли мысли полицейского в нужное русло. И даже сама подпись являлась, очевидно, способом сообщить Филиппу фальшивое имя, которым она сама себя окрестила.
– Жаль! – буркнул Шабёй, раздосадованный. – Если бы я знал, что она уйдет, я бы не стал вас задерживать.
Он перечитал записку. Заключительные фразы, вероятно, произвели на него особенно глубокое впечатление, так как он с проникновенным видом покачал птичьей головкой.
– Вы позволите? – сказал Филипп, беря письмо. Он, в свою очередь, перечитал его, затем с сокрушенным видом сложил пополам и сунул к себе в карман.
– Она была очень дружна с мадам Сериньян?
– Не могу вам сказать точно, – не моргнув, ответил Филипп. – Женская дружба вспыхивает неожиданно и так же быстро гаснет.
Он прибегнул к литературным изыскам, дабы поддержать уже затухавший разговор. У него не было конкретного предлога, чтобы выпроводить Шабёя, и теперь, когда опасность миновала, он готов был вытерпеть все.
– Тем не менее она женщина… как бы это сказать… – Шабёй подыскивал слово, как и раньше, когда хотел выразить свои чувства после посещения фабрики игрушек. – Женщина тонкая… умная… Думаю, не ошибусь, если назову ее натурой исключительной… Я бы хотел еще раз увидеться с ней…
Какого порядка были его сожаления, профессионального или сентиментального?
– Она замужем? Филипп кивнул.
– За чиновником или банковским служащим. – Он фантазировал, но осторожно, отвечая весьма уклончиво, дабы оставить себе путь к отступлению. – Мы семьями не встречались, и с ее мужем я не знаком.
– Я все-таки запишу ее адрес, – сказал Шабёй, раскрывая папку, которую он, войдя, положил на камин.
Критический момент наступил. Филипп вынул записку из кармана, пробежал ее глазами, воскликнул:
– Адреса она, к сожалению, не оставила! Шабёй перестал рыться в папке.
– Не станете же вы меня уверять, что не знаете его?
– Именно так!
И с обезоруживающей непринужденностью Филипп добавил:
– У меня нет адресов подруг моей жены. Я знаю только, что Леруа живут где-то в 17-ом округе, не более того.
Инспектор украдкой бросил на него подозрительный, в высшей степени официальный взгляд.
– Разве вы не собирались отвезти ее домой?
– Ну и что же?
Атмосфера снова накалялась. Шабёй ухмыльнулся:
– Хотел бы я знать, как можно к кому-то поехать, не зная адреса?