Соверен
Шрифт:
— Хотел бы я знать, кто он, эта растреклятая каналья, — вздохнул Барак. — У вас есть хоть какие-нибудь соображения на этот счет?
— Как я уже сказал Малевереру, преступник очень осторожен и умеет выжидать подходящего случая. На этот раз он притаился во дворе и увидел, как мы возвращаемся. Думаю, он давно уже собирался напустить на меня медведя и наконец понял, что лучшей возможности не представится. Быстро обогнул церковь и открыл клетку. Как видите, наш враг сообразителен, проворен и хитер.
— Вы полагаете, он действовал в одиночку?
— Судя по всему, да.
— Как по-вашему,
— А вы как думаете?
— По-моему, он впервые решился отправить человека на тот свет, — заявил Барак. — Опытный убийца не стал бы разводить такой канители. Он просто-напросто подстерег бы вас в темном углу и вонзил бы нож вам в живот. А этот больше всего боится, что его увидят и узнают. Отсюда следует, что мы имеем дело с кем-то из обитателей аббатства. Так что, пока я рядом, он не осмелится к вам приблизиться. Здесь, в комнате, вы тоже в безопасности. В доме всегда полно клерков, и он не рискнет сюда врываться.
— Вряд ли эти клерки встанут на мою защиту, — ответил я с горькой усмешкой. — Может, мой враг и дилетант, но чрезвычайно настойчивый и решительный, — добавил я, подойдя к окну. — Он не отступит от своего намерения разделаться со мной. И все из-за этих бумаг. Люди, которые открыли на меня охоту, убеждены, что я успел как следует их просмотреть. Увы, это не так. Знай я об этих бумагах побольше, возможно, я не терялся бы сейчас в догадках. Акт, озаглавленный «Titulus Regulus», не выходит у меня из головы. Надо сказать, он составлен в весьма двусмысленных выражениях.
Я замер у окна, вперившись взглядом в непроглядную тьму. На память мне пришел сон, который я видел в первую ночь после приезда в замок, сон, в котором я, подобно Бродерику, оказался в тюремной камере. Мысль, внезапно пронзившая мой мозг, заставила меня вздрогнуть.
— Что это вы? — встрепенулся Барак. — Кого-нибудь увидели?
— Нет-нет. Просто в голову мне пришло одно любопытное соображение. Относительно яда, которым отравился Бродерик. Никто не понимает, откуда он мог его взять.
— Да, это настоящая загадка.
— Мне кажется, я нашел ответ.
— Вот как?
— Но пока я ни в чем не уверен. Завтра состоится судебное слушание прошений, и нам так или иначе придется отправиться в замок. Воспользуемся случаем и как следует осмотрим камеру.
На следующее утро мы спозаранку явились в замок. Ветер, дувший нам в лицо, был насквозь пропитан ледяной моросью. Скелет Эска по-прежнему болтался на башне. Казалось бы, пора привыкнуть к этому зрелищу, но оно в очередной раз заставило меня содрогнуться. Отыскав взглядом башню, в которой находилась камера Бродерика, я решил посетить ее во время первого перерыва.
Мы вошли в здание суда. На скамьях в холле сидели просители, в большинстве своем ремесленники и фермеры; впрочем, я заметил нескольких человек в богатой одежде, которые держались обособленно. Моя мантия законника привлекла всеобщее внимание. Я то и дело ловил на себе оценивающие взгляды.
Джайлса мы нашли в судейском зале, просторной комнате со стенами, обшитыми темными панелями. На одной из стен красовался королевский герб, под ним стоял длинный стол, покрытый зеленой скатертью. Судя по бодрому виду Джайлса, он полностью оправился
— Мэтью, Барак, как я рад вас видеть, — приветствовал нас Джайлс. — Барак, присаживайтесь сюда. Надеюсь, вы возьмете на себя труд вести записи. Все уже готово: и чернила, и превосходные острые перья.
Он сделал жест в сторону человека с кокардой.
— Это мастер Ральф Уотерс, представитель Совета северных графств.
Я поклонился. Мастер Уотерс ответил тем же. Скорее всего, он занимал не слишком высокий пост — по крайней мере, держался дружелюбно и без всякой надменности.
— Мастер Уотерс прибыл сюда, ибо некоторые дела, которые нам предстоит разбирать, затрагивают интересы совета, — пояснил Джайлс. — Например, дело о принудительной продаже земли или жалоба на то, что совет скупает съестные припасы по заниженным ценам. Мастер Уотерс получил распоряжения, согласно которым совету следует по возможности идти на уступки.
— Да, люди должны убедиться в милосердии королевского правосудия, — с улыбкой заметил чиновник. — Но это не значит, что вы должны быть снисходительны к мошенникам, — добавил он, многозначительно подняв палец. — К тем, кто пытается одурачить совет, необходимо применить суровость.
— Мы с каждым поступим так, как того требует справедливость, — заверил Джайлс. — Ну что, брат Шардлейк? Готовы защитить обиженных и наказать виноватых?
Сознание того, что сейчас он предастся любимому делу, несомненно, наполняло радостью сердце старого законника.
— Что ж, приступим, — произнес он, довольно потирая руки. — Просмотрим дела и после пригласим просителей.
Все утро мы провели в судейском зале, разбирая тяжбы и вынося решения. Минувшей ночью я натерпелся страху, и мне странно было сознавать, что я являюсь представителем власти и окружен всеми ее атрибутами. Я гнал от себя кошмарные воспоминания, мешавшие полностью отдаться моей нынешней роли.
В большинстве своем разбираемые дела были чрезвычайно просты. Нередко накал взаимной неприязни сторон далеко не соответствовал ничтожности предмета спора. Уладить подобные недоразумения не составляло труда. В том случае, если жалоба была направлена против Совета северных графств, мастер Уотерс являл собой образец беспристрастия и терпимости. Впрочем, само количество жалоб свидетельствовало о том, что совет зачастую превышает свои полномочия и отнюдь не пользуется расположением жителей Йорка.
В полдень мы наконец позволили себе прерваться. Слуга подал холодное мясо и хлеб. Торопливо перекусив, я кивнул Бараку.
— С вашего позволения, мы оставим вас, джентльмены, — произнес я. — Думаю, мы вернемся где-то через полчаса.
Мастер Уотерс молча кивнул, а во взгляде Джайлса мелькнуло откровенное любопытство.
Мы с Бараком вышли во двор. Дождь прекратился, но ветер, еще более сильный, чем обычно, едва не срывал с меня мантию.
— Госпожи боже, у меня чертовски ноют пальцы, — пожаловался Барак. — Я не привык так много писать. Ну, посмотрим, какие тайны откроет нам эта башня.