Соверен
Шрифт:
— Вы очень добры, Мэтью, — произнес Джайлс, и взгляд его увлажнился слезами.
В следующее мгновение он смущенно отвернулся.
Я почему-то подумал о том, что за всю свою жизнь ни разу не видел слез на глазах отца. Они оставались сухими, даже когда умерла мать. На несколько мгновений в комнате повисло неловкое молчание. Потом я произнес нарочито беззаботным тоном:
— Раз уж я здесь, позвольте попросить вас об одном небольшом одолжении.
— Да-да, разумеется. Я к вашим услугам.
— Мне нужна карта Южной Англии. Хочу кое-что проверить. В
— Конечно, есть, — кивнул Ренн, и в глазах его вспыхнули любопытные искорки. — Это старинные карты, составленные еще монахами, но, поверьте, они не так уж плохи. Правда, я собирал по большей части карты северных графств, и все же, надеюсь, среди них отыщется несколько таких, что пригодятся вам. Заодно посмотрите мою библиотеку. Она находится в задней части дома и занимает две комнаты. Скажите Меджи, чтобы дала вам ключи. Карты и планы хранятся в первой комнате, на третьей полке, что на южной стене. К сожалению, сейчас я не могу встать и помочь вам в поисках.
— Ничего, я справлюсь сам.
Я поднялся, ибо почувствовал, что больной устал.
— Завтра я пошлю вам записку, узнать, как вы себя чувствуете. Если силы к вам не вернутся, я сообщу об этом Малевереру. Ему придется искать вам замену. Он уже сказал, что не позволит мне председательствовать на слушаниях.
— Уверен, завтра я смогу приступить к работе, — с жаром заявил Ренн.
Несколько мгновений он молчал, потом нерешительно добавил:
— Не принимайте произошедшее слишком близко к сердцу, Мэтью. Все это лишь политические игры, и не более того. Лично против вас король ничего не имеет.
— Да, он лишь воспользовался случаем провести сравнение между мной и коренным жителем Йорка. Сравнение, столь невыгодное для меня. Конечно, политические соображения сыграли тут свою роль. Но поверьте, я видел, что собственная жестокость доставляет королю удовольствие. И это произвело на меня особенно тягостное впечатление.
— Политика не отделима от жестокости, — задумчиво изрек Ренн.
— Это я понял давно.
Сердечно простившись с Джайлсом, я спустился на первый этаж. В холле доктор Гибсон беседовал с Меджи.
— Мастер Ренн разрешил мне воспользоваться его библиотекой, — обратился я к старой служанке.
— Сейчас принесу ключи, — ответила она без большой охоты.
— Как дела у мастера Ренна? — спросил я, оставшись наедине с лекарем.
— Недуг скоро сведет его в могилу, — произнес он, печально покачав головой.
— Он рассказал мне, что отец его скончался от той же самой болезни. Неужели она неизлечима?
— Да. Подобные опухоли не знают снисхождения. Они способны сожрать самого сильного и крепкого человека. Так что нам остается лишь молить Господа о чуде.
— Но если чуда не произойдет? Сколько осталось мастеру Ренну?
— Трудно сказать. Я прощупал его живот. Пока что опухоль не слишком велика, но она растет с каждым днем. В любом случае, он проживет не больше нескольких месяцев. Насколько мне известно, мастер Ренн
— Возможно. Но эта поездка чрезвычайно важна для него. И я обещал, что помогу ему добраться до Лондона.
— Боюсь, вам будет не так просто выполнить это обещание.
— Но отказываться от своих обещаний я не привык.
Несколько мгновений мы оба молчали, затем я спросил:
— Вы навещали Бродерика, доктор?
— Да, и могу вас заверить, что он вне опасности. Бродерик молод и, несмотря на скверное обращение, сохранил достаточный запас сил.
Я кивнул, довольный тем, что на этот раз мне удалось получить четкий ответ. Тут вернулась Меджи с ключами, и я простился с лекарем. Служанка вновь проводила меня наверх, в узкий коридор, расположенный за спальней Ренна.
— Мастер мало кому разрешает заходить в библиотеку, — сообщила женщина, с сомнением глядя на меня. — Вы уж, сделайте милость, не переставляйте книги. Мастер любит, чтобы в библиотеке был порядок.
— Обещаю не нарушать его.
Меджи отперла внушительную дубовую дверь и пропустила меня в комнату, пропахшую пылью и мышиным пометом. Это было просторное помещение, как видно, в прошлом служившее спальней. Открытый дверной проем позволял разглядеть соседнюю комнату. Стены от пола до потолка покрывали полки, сплошь заставленные книгами, свернутыми пергаментами и старинными рукописями. Я в изумлении огляделся по сторонам.
— Я понятия не имел, что речь идет о таком громадном собрании. Наверняка здесь насчитывается несколько сотен книг.
— Да уж не меньше. Мастер собирал книги чуть не пятьдесят лет.
Меджи тоже окинула взглядом пыльные полки и покачала головой, словно давая понять, что подобное увлечение представляется ей не слишком разумным.
— Наверняка у него есть каталог?
— Нет, сэр, он держит все в голове.
Тут я заметил на стене маленькую картинку, изображавшую компас. Определив с ее помощью, где южная стена, я подошел к ней. Как и сказал Ренн, на третьей полке лежали свернутые в рулоны карты.
— Я вас оставлю, сэр, — буркнула Меджи. — Мне надо приготовить порошок, который лекарь прописал мастеру для облегчения боли.
— Он очень страдает?
— Боль мучает его почти все время.
— Он переносит ее стоически.
— Ну, это он умеет.
Меджи поклонилась и вышла из комнаты.
Оставшись в одиночестве, я оглядел полки более тщательно. Изумление мое возросло, когда я начал перебирать карты. Произведения монахов, которые удалось спасти Ренну, были воистину восхитительны. Я бережно разворачивал карты Йоркширского побережья и сельской местности, украшенные изображениями святых гробниц и мест, где происходили чудеса. Встречались здесь и карты других графств, и среди них — большая карта Кента, судя по всему, сделанная около двух столетий назад. Возможно, она не отличалась большой точностью, однако названия всех, даже самых маленьких, деревушек и селений были выписаны с чрезвычайным тщанием.