Совершенно несекретно
Шрифт:
— Руки! — грозно потребовал старший сержант у меня.
— Руки мыл, — попытался пошутить я, протянув ладошки.
Но «старшой» попытался ударить меня под дых. Ни моя попытка пошутить, ни его — ударить не удались. Я заблокировал удар, с трудом удержавшись от ответной коронной двоечки: апперкот и слева в челюсть. Третий мент, высокий, как пресловутый дядя Степа, тем временем опрашивал «потерпевших».
— Девушки, вас насиловали? Я вижу у вас побои на лице…
— Никто никого не насиловал. Что ты несешь?! — возмутился Витька, а я опытно
В конце концов, именно мы — не насиловали, но это не значит, что такое не могло произойти в принципе с кем-то другими. Так вот, положа руку на сердце, я всецело поддержал бы парней в форме в этой ситуации, если бы насилие имело место быть. Менты, видя что мы спокойные, пока нас не прессуют, а стараются выяснить у девочек, что случилось.
— Да не было никакого насилия. Между собой мы… Мальчика не поделили, — пьяно хихикнула «моя».
— Этого, что ли? Этот видно, что не насиловал! — и указал гад на мои трусы-боксёрки!
Девки заржали. Ну, эрекция утром, с кем не бывает? Я же не помню, что мне снилось. Может, Марта… Да и не сплю я в костюме-тройке!
— Ложная тревога, бабушка. Никого тут не убивают и не насилуют, — повернулся первый к бдительной соседке, которая сунула любопытную седую голову в прихожую, не переступая, впрочем, порога Витькиной хаты.
— Марченко, на выход. А вы, граждане, не шумите — ночь на дворе, — строго сказал старший сержант и, троица, прикрыв дверь, удалилась.
— Ты чего не сказал, что депутат? — уже на кухне, закусывая остатки коньяка помидоркой, интересуется «моя» Оксана, которая и не подумала что-нибудь на себя накинуть.
Ага, чтобы потом бабка всем растрепала, что депутат Штыба пьянствовал и орал ночью. Да ещё нафантазирует про изнасилование. «Иногда лучше жевать, чем говорить», — припомнил я слоган рекламы жевательной резинки из будущего и отправился досыпать к себе в комнату, оставив даму в одиночестве, ведь Артемьев увлёк свою мириться в родительскую спальню. В комнату сестры он точно не сунется. Вика ему потом башку отвернёт, я её знаю. А мама… мама сына всегда простит.
Пять утра! Надеюсь, все скоро угомонятся и дадут мне ещё немного поспать. А ведь рекламные слоганы — это тема! У меня в тетрадке с информацией о будущем нет ничего про разную интеллектуальную собственность в виде книг, рекламных слоганов, сюжетов фильмов, а тема жирная! Хотя идею фильма «День сурка» я как-то рассказывал американскому режиссёру.
Утром встаю — все дрыхнут, а на кухне полный погром. Быстро умылся, оделся и… дал деру из квартиры! Хорошо, что дверь просто захлопывается.
Доехал на метро — мне не западло, чай, не барин. В своем номере переодеваюсь и прямиком в ресторан завтракать. Ха! Ленка уже там. Сидит и с мрачным видом ковыряет свою тарелку. Присоединяюсь к ней.
— Привет! Как спалось? Перестала дуться?
— А ты где ночью был? Я приходила четы… один раз, ты не открыл, а дежурная сказала, что ты опять ночевать не пришёл, — с подозрением уставилась
— У друга был. Я же говорил, что там живу, — честно ответил я, умолчав о своих злоключениях и интересе ко мне женского пола и милиции.
— И что там у друга? Что делали? — допытывается Ленка.
— Да пиво допили, и я спать лёг, — опять не говорю всей правды я. Но ведь и не вру!
— На митинг идёшь? — вроде бы мирно спросила Лена, но тон у неё был прокурорский.
Ничего себе, я отчет должен давать?
— В Лужники или на армянское кладбище? Сегодня два митинга, — блеснул я своей осведомленностью.
Планы посетить то или другое мероприятие у меня, конечно, были. Скорее всего, наведаюсь в Лужники, тем более, там будут наши парни-афганцы. Надо Илюхе и Генке, кстати, звякнуть с утра, пока они не сквозанули куда-нибудь типа музея. Илюха уже заикался про картинную галерею. Думаю, это влияние жены, сам Недолюбко в таком хобби ранее замечен не был.
Выходим из ресторана уже как парочка — меня, считай, простили, правда, не знаю, в чем я провинился, но тон Леночки милостив, и она обещает исполнить свою вчерашнюю угрозу — прийти в мой номер, принять душ.
— Погоди, один звонок сделаю, — прошу Лену и, с трудом найдя две копейки в кармане брюк, звоню на квартиру Лешнёву, где обитает и Илья.
— Кто там? Что надо? — в трубке раздаётся старческий дребезжащий голос.
Бабушка, наверное. Генка говорил, что она иногда приезжает к ним из деревни, подкидывает соленья разные.
— Мне Гена нужен. Скажите, Толя Штыба звонит, — кричу как можно громче, подозревая у старушки тугоухость.
Но это моё уважительное отношение к старости приводит к неожиданным результатам!
— Да вон же, товарищи, Штыба! Он сам сказал, — услышал я голос откуда-то от административной стойки.
Там маячили парочка ментов, вернее, один мент и один штатский, и судя по всему администратор смены — невысокая миловидная дама.
— Ну-ка парень! Ты сегодня ночевал по адресу… — и молодой лейтенант с горящими от азарта глазами называет Витькин адрес.
— Ну, ночевал, а в чём дело? Если по поводу шума, так разобрались ваши товарищи. Приехали, опросили и уехали.
— Это мы в курсе, — отвечает штатский. — Но гражданка Свиридова написала заявление об изнасиловании, так что мы вынуждены вас задержать!
— Вы с ума рехнулись! Какая Свиридова, не знаю такой! И вообще, я депутат, у меня депутатская неприкосновенность!
Не знаю, есть таковая сейчас или нет, но я решил зайти с козырей, так как кто такая Свиридова мне примерно понятно — думаю, одна из Оксан. При всем при этом Ленка смотрит на меня так нехорошо… как товарищ Сталин глядел на Троцкого, Ленин — на буржуазию, а солдат — на вошь!
— Вы не переживайте: вас опросят, как свидетеля. Насильник — ваш друг Виктор Артемьев. Он уже задержан и даёт признательные показания. А на вас девушки, что ночевали с вами в квартире, пока показания не дали!