Совершенно секретно

Ингерсолл Ральф

Но возглавляемое генералом Ли главное управление КОМ-3 было не столь скромно: оно перепрыгнуло с Гровенор-сквера в Лондоне прямо в парижские отели — "Георг V" и «Мажестик». Его прибытие туда сопровождалось таким отчетливым, хотя и мягким звуком погружения в уютные плюшевые подушки, что Эйзенхауэр приказал генералу Ли вывезти свой штаб из Парижа немедленно или (тут сыграл свою роль "Отдел особых оговорок") как только удастся наладить коммуникации в другом месте. Приказ был составлен в очень строгих выражениях, но Ли и его управление сумели использовать поправку "Отдела особых оговорок", приведя неопровержимые доказательства в пользу того, что во

всей Франции нет другого места, где коммуникации были бы налажены так, как в Париже. Они не тронулись с места.

Я попал в Париж на один день, после того как туда прибыло управление КОМ-3; один мой старый приятель, полковник, показал мне обстановку занимаемого им номера в отеле "Георг V".

— Теперь я знаю, почему немецкая армия во Франции оказалась разбитой, — сказал он.

— Тут слишком приятная жизнь. Немецкие офицеры сами здесь попросту окопались, а нам позволили выгнать их солдат из окопов.

Он посмотрел по сторонам, похлопал по шелковым подушкам на диване и прибавил:

— По-моему, это совсем недурно — вести войну в такой обстановке.

Мой приятель из управления КОМ-3 пошутил; но мало похоже на шутку было то, что с того самого момента, как это управление тронулось из Лондона в Париж, система нашего снабжения во Франции стала переживать кризис. Крупнейшее из управлений службы тыла, с тоннами канцелярских дел, с тысячами клерков, машинисток, бойцов охраны, со всякими статистическими отделами, шифровальными кабинетами, с гигантским телефонным хозяйством и другими сложными атрибутами всякого большого учреждения, не может быть переброшено из одной столицы в другую — где к тому же говорят на чужом языке — без огромной потери времени и огромного снижения своей эффективности.

Управление КОМ-3 проделало немало чрезвычайно трудной, требующей величайшей добросовестности и к тому же скучной, кропотливой работы. Но по самой природе своей оно было неспособно, как командир на поле боя, найти быстрый выход из положения, которое вдруг стало критическим. Создать блестящий план, покончить с волокитой, воодушевить людей и повести их за собой — все это было ему не по плечу. Самих административных работников снабжения в первые месяцы их пребывания в Париже, после переезда управления КОМ-3 в этот город, помимо вина и женщин, больше всего вдохновлял черный рынок, где, имея знакомство с подходящим шофером такси, можно было нажить целое состояние путем продажи накопленного за неделю бензина, который вам было поручено доставить по назначению, или же, при отсутствии нужных знакомств, путем продажи собственных пайков на площади Звезды, в тени деревьев, окружающих арку, под которой покоится неизвестный солдат участник первой мировой войны.

Когда же наступил кризис, ни в одном из трех органов не нашлось ни подходящих людей, ни энтузиазма, чтобы совершить исторически необходимое дело, — оказались налицо в лучшем случае лишь благоразумие, трудолюбие и усердие. У одних — трудолюбие, а у других — продажность. Ласковый предосенний ветер шуршал листьями в саду замка Изиньи, тихо порхал в мраморных залах Версаля, шелестел на авеню Клебер, которое американцы окрестили "Avenue de salute", — овевая каски часовых, охраняющих отель «Мажестик». Ласковый ветер судьбы шелестел, шелестел, а время шло. Наступило начало сентября, и возможность для наших снабжающих организаций подготовиться к кризису — была упущена.

И тогда действующая армия оказалась вынужденной прекратить вопли о доставке новых материалов и трезво обдумать, как обойтись с тем, что имеется.

После Сен-Ло штаб Омара Брэдли, юркнув в щель, образовавшуюся в немецком фронте, обосновался сперва в одном

городке недалеко от побережья, к северу от Кутанса. После Авранша он направился на юг и, миновав поле боя у Мортэна, остановился в Лавале, довольно крупном узле дорог, расположенном у основания Брестского полуострова. Предполагалось, что из этого пункта можно будет руководить операциями в любом направлении. К этому времени они так усложнились, что Брэдли разбил свой штаб на три отдела. Тыловой эшелон с данными о погребениях и военно-полевыми судами был уже раньше оставлен позади. Теперь, в Лавале, осталась громоздкая главная квартира, и Брэдли создал себе оперативный штаб, который неотступно следовал за его армиями, не покидая в то же время основной оси коммуникаций.

Служба связи в любой момент сообщала, куда продвинулся штаб, так как именно служба связи протягивала на карте свои линии как можно дальше перед ведущими бой частями и объявляла: "В этом направлении мы можем обеспечить вам телефонно-телеграфную связь". Намечая эти линии, она исходила из наличия гражданской сети, — предполагая, что немцы оставят ее нетронутой, а также из возможностей протянуть новые провода силами собственных батальонов связи. Эти специально обученные и оснащенные батальоны опутали Францию целой сетью поблескивающей на солнце медной проволоки, натянутой на столбах, расставленных аккуратней и лучше, чем вдоль дороги № 1 из Нью-Йорка в Вашингтон.

Условное наименование 12-й армейской группы под командованием Брэдли было «Орел». Пока "Орел главный" еще стоял под Лавалем, — в роще, которую до этого немцы тоже использовали под свой штаб, — "Орел оперативный" (то есть оперативный штаб 12-й армейской группы) сперва расположил свои прицепы в полях у Шартра, потом прошел через Версаль, обогнул Париж и, сделав два перехода, разместился на грязном ипподроме в предместье Вердена. "Орел главный" переехал в Версаль, занял там отель Трианонского дворца, находящийся за самым дворцом, и стал ждать, когда Союзное верховное главнокомандование заставит его двигаться дальше.

Подотдел, в котором я работал, отделившись от "Орла главного", присоединился к "Орлу оперативному" в Вердене и разбил свои служебные палатки в нескольких футах от прицепа, в котором находилась карта операций. Подули первые холодные осенние ветры, и после лета, проведенного под брезентом, мы перебрались есть и спать в неопрятные отельчики Вердена, захватив с собой резиновые сапоги, чтобы хлюпать по жидкой грязи ипподрома. Наш отель служил до нас пристанищем для любовниц немецких офицеров, и горничные рассказывали нам об этих особах и о том, как они (то есть горничные), высунувшись из окна, насмехались и улюлюкали, когда немцы, перед самым уходом, сажали своих девок на грузовики, чтобы увезти с собой.

Даже когда мы продвинулись до Вердена, "Орел оперативный" генерала Брэдли сохранял свою подчеркнутую суровость и простоту. Прицеп самого Брэдли стоял среди грязи, в нескольких ярдах от прицепов, в которых работали пятеро главных его генералов: начальник штаба и четверо начальников его отделов. Было там еще два прицепа. В одном находилась карта операций, на которую круглые сутки, ночью и днем, наносились последние данные, поступившие от частей. Он был узкий и длинный, как цирковой фургон. Когда Эйзенхауэр и генералы из «АД-СЕКа» и управления «КОМ-3» приехали взглянуть на карту, они набились в этот прицеп, как сардинки и толкались, и мешали друг другу, заглядывая через плечо стоящего впереди, в то время как дежурный офицер старательно резюмировал обстановку, с которой генералы, как он полагал, желали ознакомиться.