Совершенно секретное дело о ките (Повести и рассказы)
Шрифт:
Начальник свернул карту, сунул ее в планшет и побежал завтракать, чтобы первым успеть к свежему чаю. Пока он не выпивал чайник свежего чая, он не объявлял заданий на день.
3
Пройдет немного времени, и поле будет в прошлом, и будет Николай метаться в одиночестве ноябрьской ночи, и так ему захочется туда, в стойбище Кергенто, захочется в лето, в гудение комаров, в каторгу и соленую радость маршрутов, захочется к ней, к ней… Он и сейчас
Вот он возвращается из очередного маршрута, дымок костра у яранги виден далеко-далеко… И видно, как она спешит ему навстречу, она заметила его, когда он был еще на гребне. Она ждала его с самого утра, как только он ушел… Она бежит ему навстречу, он сбрасывает рюкзак и ждет ее.
Она бежит и смеется, и ветер развевает ее белые как снег волосы…
«Окко!» — всегда удивлялся старик Кергенто, когда ее волосы вспыхивали отблеском при неярком пламени костра в чоттагыне.
— Как луна, — улыбался дед. — Красиво. — И тепло смотрел на Николая.
И он протягивает к ней руки, и они падают в траву, и он не может оторваться от ее губ, и им нет времени ждать наступления ночи…
А в стойбище старушки тоже видели, как появился Николай и к нему побежала Ирина, и чай поставили, и мясо разогрели, да вот и чай остыл, и мясо снова ставить надо, а молодых все нет… Куда они делись? Неужели не устают за день?.. Эх, молодежь… Да чего уж… вон погода какая хорошая, пусть гуляют, скоро дожди пойдут, насидятся еще в яранге.
А они лежат, смотрят на небо, и облака, подгоняемые ветром, уходят на запад, за дальнюю гряду сопок, куда скоро спрячется нежаркое вечернее солнце.
Она закрывает его лицо своими белыми прядями, и волосы ее пахнут дымом костра, и свежим ветром, и травой, когда она в ожидании дождя, и вся она пахнет тундрой.
— Когда в маршрут возьмешь, Коля?
— Успеешь еще. Занимайся этнографией… сделай свои дела…
— У тебя маршруты сейчас длинные. Думаешь, я ходить не умею?
— Вовсе не думаю.
— Я не буду обузой… я тебе помогать хочу. Ведь тебе — это нам? Да?
— Конечно. Да сейчас я один справлюсь. Лишь бы радиометр не подвел… капризная штука, беречь надо, последний в партии.
— А он не опасный?
— Кто?
— Ну, этот твой прибор…
— С чего ты взяла?
— Ну… я слыхала, что для мужчин это вредно…
— Что, заметно? — смеется он.
— Фу, какой ты вредный! Я серьезно.
— Глупости все это… Вот у нас есть контейнерчик, он на ладони уместится, эталон называется, вот тот опасен…
— Он в партии есть?
— Да, на базе… В свинцовой упаковке. В прошлом году одна геологиня вовремя не сдала его, спрятала себе в стул, сидела на работе…
— Зачем?
— Ну, как тебе сказать… В больницу не хотела идти… Потом естественный выкидыш… вот и все.
— Она заболела?
— Нет, рентген она схватила немного… Мы это дело замяли, начальнику партии могло крепко достаться. Она уволилась
— Покажешь?
— Зачем? Вот будем эталонировать прибор, тогда покажу… После серии маршрутов надо эталонировать радиометр, проверять его. Он очень чуткий, а радиация практически присутствует всюду — в воздухе, в воде, в почве… вот и в твоих волосах тоже…
— Когда я причесываюсь, летят искры…
— Это совсем другое, это электричество…
Они возвращаются к ярангам, Ирина несет рюкзак Николая («Дай я понесу!), чукотские старушки смотрят и про себя удивляются, совсем, мол, как чукотская женщина, молодец…
Но и Николай не налегке. Он перетянул ремнем вязанку хвороста и несет ее, закинув за плечо. Таков обычай, и Николай всегда из тундры приходит к ярангам с дровами. Никто его не заставлял, он сам знает — так надо.
Пока Николай ест мясо и пьет чай, Ирина успевает сбегать с ведром к речке. Здесь никто не ждет напоминаний, каждый стремится делать то, что другой пока еще не успел. Вот и живут все в стойбище ладно — и хозяева и гости.
С первыми дождями прилетел вертолет и увез Ирину. На этот раз, забрав ее, он подсел к геологам, привез письма, посылки, газеты. И когда начальник партии увидел Ирину в Николая, он понял все.
— Да… кх… дда… кх, — кряхтел он, улыбаясь, глядел на Николая. — С таким радиометристом я тоже бы не прочь сходить в маршрут, в самый дальний… да… Мог бы и в партии ее оставить, чего стесняться? Поработали вы хорошо, ничего не скажешь… Вот что значит вдохновение.
Он замолчал.
Николай тоже сидел молча.
— Я скажу, о чем ты сейчас молчишь, — продолжал начальник. — Будешь проситься с первым вертолетом домой.
Николай кивнул.
— Отпущу. И так пора сворачиваться. Шмоток у нас на два рейса. С первым ты и полетишь. Обещаю через неделю. Начинай собираться.
— Спасибо…
— Честно говоря, я хотел тебя попросить перегнать лошадей… У тебя ведь никого в городе, некуда торопиться… а теперь…
— Так вышло, — тихо сказал Николай.
— Ладно… заботы приятны… собирайся. Ты хорошо поработал. Честно говоря, мы даже не верили, что тебе удастся. Думали, придется здесь немного повкалывать… И фауна такая хорошая, редкая прямо…
— Это Ирина.
— Поделишься с ней премией, — улыбнулся начальник.
…Но первый вертолет прилетел только через десять дней, Ирины в городе уже не было, только записка на «востребования». Ирина сообщила, что уезжает в поселок Теюкуль на берегу Ледовитого океана в соседний район, там зимой живет Кергенто. Он обещал свести ее с родственниками, чтобы она смогла принять участие и в осеннем забое оленей, и в праздниках, и в зимних кочевьях. Будет в поселке до Нового года. А потом можно и в Москву. Хорошо бы, если б и Николай как-нибудь смог появиться в этом поселке, ведь надо им наконец что-то решать.