Совершенно секретное дело о ките
Шрифт:
«Понедельник», — подумал он.
Она угадала его мысль.
— Сеанс у меня через полтора часа, — сказала она, сбросила халат и нырнула к нему под одеяло, дрожа от холода.
— Зима скоро, — сказал он. — Конец сентября… Ой, какие у тебя ноги ледяные! Ты чего босиком бегаешь?
— Ничего, — засмеялась она и прижалась к нему.
Вчера ночью, когда она уже заснула, Аникей никак не мог прийти в себя, волновался и думал: за что? За что такой подарок? Такая награда? За что это неожиданное счастье? Что он сделал такого, что
…Зазвенел в другой комнате будильник.
— Подожди, не уходи…
— Чудак, — она поцеловала его. — У нас же с тобой целый день впереди… И ночь…
— Мне сегодня… — начал он.
— Тебе ответ только днем придет, если придет… Не пойдешь же ты вечером, на ночь глядя?
— Конечно.
Она встала с постели, накинула халат, надела на ноги чижи — они у нее были вместо тапочек — и села у рации. Бумага и карандаш, как всегда, были приготовлены с вечера.
Он одевался. Вспомнив, бросился на кухню: чай давно выкипел.
На плитке стоял пустой раскаленный чайник. Аникей с помощью полотенца снял его, нашел кастрюлю и, наполнив ее водой, поставил на плитку.
Он встал в дверях и развел руками:
— Пропал твой чайник.
Она сняла наушники. Догадалась, о чем он сказал. Засмеялась и махнула рукой.
«Если б можно было здесь остаться, — подумал он. — Никуда не уходить. Или базу партии тут бы поставить. Да… Ишь чего захотел!»
— Мало нам сегодня. — Она отодвинула в сторону два исписанных бланка. — Никаких особых новостей.
Меланья прибрала постель, переоделась, пошла умываться, а он вышел в комнату для посетителей.
— Ты чего там сидишь? — удивилась она. — А-а, боишься — люди придут. За меня бояться не надо. Иди сюда. Сейчас будем завтракать. Это мой дом, понимаешь?
«Договор совхозом не возражаем балансовая стоимость Тайги и Чайки одна тысяча восемьсот тридцать рублей каждая Иванов».
Аникей спрятал радиограмму в карман и пошел искать Кузьмичева.
— От начальства «добро», — сказал он ему.
— Прекрасно. Сколько она? — поинтересовался Кузьмичев.
— Тысяча восемьсот тридцать.
— Немного. Для нас это ерунда.
— Только я бы хотел оговорить… — начал Марков.
— Что именно?
— Чайку одну мы не продадим.
— А с чем?
— Ни с чем, а с кем. С Тайгой. Возьмите и Чайку, и Тайгу. Двух. Груза у нас мало.
— Но нам бы хотелось только Чайку.
— А чем Тайга хуже?
— Я смотрел, она не хуже, — подтвердил Кузьмичев. — Чайка просто чуть моложе.
— Все хотят помоложе, — усмехнулся Марков. Но Кузьмичев не понял. Шли молча.
— Берите обеих, Николай, — сказал Марков. —
— Больше, чем один, — засмеялся Николай.
— Лучше, — упорствовал Аникей.
— А вам на вторую дадут «добро»?
— Уже дали. Вот. — И он протянул радиограмму.
Кузьмичев прочитал, покачал головой.
— Д-да. Ну что ж, была не была, идемте в контору оформлять документы. Две кобылы на дороге не валяются.
— Отдаем вместе с седлами, отразите в бумагах. У нас прекрасные грузовые седла. Только тяжелые, черт…
— Ладно… Да! Попутно что не нужно из груза — давайте сюда же. Отразим в бумагах — и все.
— Да вроде ничего лишнего… Вот только брезентуха есть, пять метров на пять. Прекрасный тент. Но если уж намокнет — не поднимешь.
— Чтоб он намок, его в реке держать надо, — заметил Кузьмичев.
— Вот именно. Нам через реки и идти. А так весь груз мы и в палатке в случае чего спрячем, — сказал Аникей.
— Давайте брезент. Оленеводы вам спасибо скажут. Им на зимних перекочевках он ой как нужен. А у нас в торговле его ни по какому блату не достанешь.
Из конторы Марков сразу же поспешил домой. Афанасьича он застал на улице, тот вытряхивал вьючник и чертыхался.
— Что случилось?
Дед опустил голову, прятал глаза.
— Вот… — Он потряс мешком… — Весь рис съели. Зашли в коридор и съели…
— Лошади?
— Ну да… Это, кажись, их жеребец. Бандюга!
— А наши, конечно, не могли? Наши паиньки, да? Вспомни хоть Богатыря… Тот бы и мешок уволок!
Дед смотрел на Аникея ясными веселыми виноватыми глазами, и понял Аникей, что тот не ночевал дома и некому было присмотреть за вьючниками, лежавшими в коридоре у самого порога. Аникей вздохнул и не стал задавать вопросов.
— Ладно… образуется. Иди сдай им на конюшню Чайку и Тайгу. Вместе с седлами. Будут жить на приволье. Нечего им с нами бедовать.
— Ты и меня сдай, а, Никей? Чего-то мне дальше идти расхотелось, — улыбнулся дед.
— Угу… не стыдно? — притворно корил его Аникей. — Седина в бороду, бес в ребро? Понравилось?
— Дак ить я, как начальник. А начальник у меня ох хорош!
И вдруг спросил серьезно:
— Когда выступаем?
— Рано утром. Давай собирайся. Рис прикупи в магазине. Деньги остались?
— Есть еще.
— И это… не забудь колокольцы. Впрочем, не надо. Оставь их. Это ж лошадиное имущество. Оставь… Как же им без колокольцев-то?
Груза действительно оказалось мало, как раз на двух лошадей. Все было готово. Магда не провожала — Афанасьич побежал к ней прощаться. Вернулся он быстро, что-то пряча в карман пиджака и на ходу застегивая куртку.
— Я пройду с вами немного, — сказала Меланья.
Поводок Серого Афанасьич пристегнул сзади к седлу Орлика. Зазвенели колокольчики, лошади неторопливо пошли. Аникей и Меланья, отстав немного, шли следом.