Совершенный изъян
Шрифт:
– Опять небось перебои будут, – сказал Вик каким-то будничным голосом, словно и не было рядом тела бездомной в термопальто.
– Ты про снег?
– Ага. Они ж там это, на пределе возможностей уже. Опять эти ху…
– У неё шунт! – Пётр показал на маленькую татуировку в виде иероглифа на шее.
– Да ну! – Вик недоверчиво качнул головой. – Чё за чушь? Татуху, небось, сделала и всё. Какой ещё шунт! Да и шунт – режим паники бы сработал. Хотя…
– Татушку сделала, – кивнул Пётр, – термопальто украла.
– Ладно! Я и не говорил, что она замёрзла. Мне-то по хуй на самом деле. Замёрзла, не замёрзла. Особенно, когда третий приём. А ты смотришь, так смотри. Если у неё действительно шунт, то я…
Пётр перевернул тело.
– Интересно, – Вик сощурился, уставившись на газовой фонарь над подъездом, – а живёт кто в этой халупе? Тут же вроде пустые районы. Но кто фонарь тогда повесил?
– Наверное, бомжи в дорогой одежде.
– Да отъебись ты! Мы ещё парочку таких тут найдём, зуб даю! Просто фонарь этот… Если б не он, я бы и не заметил её ни хуя.
– Смотри! – Пётр раздвинул волосы девушки на затылке. – Удар. Тупым предметом, судя по всему.
– Ага. – Вик присел рядом. – Ударилась, когда упала, может? Или влепил кто. Не похоже, чтобы она окочурилась от этого.
– А ты чего, медик у нас?
– Слушь, хорош, а! Люди, когда падают, обычно стукаются. Положим, шунт у неё. И чё? И пальта эта дорогая. Тупая дура, мать её блядь, из дома сбежала, накраситься забыла, мозгов нет, пальта поломалась, пока она тут наплясывала. Шунт ей, небось, райские кущи вокруг нарисовал. А тут, – Вик окинул взглядом плотно обступающую их темноту, – один большой засранный сортир.
– Надо группу вызывать.
– И ждать их два часа? А то и все четыре! И они приедут, блядь, бухие и злые, как черти. Думаешь, тебя по головке за это погладят? Давай в мешок её и пойдём! – Вик нахохлился и засунул кисти под мышки. – Я тут околею скоро. Да ты и сам бледный, как смерть. Чёрная метка есть? Есть. Значит, всё.
– Ладно, хер с тобой.
Пётр потёр лицо. Мёртвая девушка лежала ничком на асфальте, руки заломлены за спину так, словно он собирался её арестовать.
– Ждать тут и правда…
В этот момент пальцы девушки дрогнули.
– Чего за… – Пётр уставился на Вика. – Ты видел?
– Шунт же у неё! Мало ли, чё этот червяк в мозгах сейчас делает!
– Она ж окоченела почти!
Пётр перевернул девушку на спину. Плечи её внезапно сжались. Она издала страшный шипящий звук – видимо, застоявшийся в лёгких воздух резко, как на выдохе, вышел, – мотнула головой и затряслась, разбивая голову об асфальт.
– Чего за херня! – крикнул Пётр.
– Держи её, держи!
Вик попытался схватить девушку за ноги, но та неожиданно проворно лягнула его сапогом в грудь. Он испуганно захрипел, отшатнулся и, не
– Твою мать! – простонал он.
Покойница забилась в конвульсиях. Она будто хотела избавиться от чего-то, исторгнуть из себя инородное тело, которое разрывало её изнутри.
– Вот же пиздец! – прошептал Пётр.
Сердце у него молотило так, что он едва мог вздохнуть.
Вик сидел на асфальте, нелепо расставив ноги, и таращился на бьющийся в посмертной агонии труп.
– Палка, – наконец выдавил он из себя.
– Чего?
– Палка, – повторил Вик. – Я сейчас принесу, – но так и не сдвинулся с места.
Мёртвая девушка затихла на секунду и встала на четвереньки, упираясь в асфальт локтями и неестественно отставив в стороны вывернутые, словно сломанные кисти.
– Да чего она… – пробормотал Пётр.
Голова девушки резко вывернулась, как у птицы. Глаза её по-прежнему были закрыты – она смотрела на Петра сквозь опущенные веки.
Вик поднялся и молча попятился к фургону.
– Ты куда? – прохрипел Пётр.
– Палка. Я за палкой.
– Какой ещё на хер палкой?
Вик не ответил и припустил по асфальту, размахивая руками.
Мёртвая девушка начала вставать.
Все её движения были резкими и оборванными. Её повело назад, и она чуть не завалилась на спину, но удержалась, наклонив голову, уткнувшись подбородком в грудь. Затем распрямила длинные, тонкие, состоящие из одних костей руки. Пётр следил за ней, затаив дыхание. Казалось, нечто невидимое помогло ей подняться – схватило за сухие запястья и дёрнуло вверх одним стремительным нечеловеческим рывком. Что-то вывалилось у неё из пальто и со звоном ударилось об асфальт, тут же затерявшись в складках темноты.
Теперь мёртвая девушка стояла рядом с Петром, ссутулив плечи, свесив вдоль туловища руки. Ветер шевелил её выцветшие волосы, на которые оседала тёмная снежная пыль. Из-за прожекторного фонаря над подъездом кончики волос поблёскивали, как оптоволокно. Петру почудилось, что она начала дышать – медленно, мерно, как механизм, закачивающий в окоченевшие лёгкие воздух, – но иллюзия быстро развеялась. Перед ним стояло мёртвое, насквозь промёрзшее тело, только глаза теперь были открыты и неподвижно смотрели куда-то вдаль, в темноту.
– Чё расселся! – проревел Вик.
Он сжимал в руках длинную чёрную палку.
Пётр заморгал и качнул головой.
– Сейчас…
Вик подчёркнуто медленно, выверяя каждый шаг, приближался к мёртвой девушке со спины, точно боялся, что она его услышит. Он выставил перед собой палку, целясь ей в затылок.
– Чего это? – прошептал Пётр.
Набегающий порывами ветер приносил пропитавшийся копотью снег из темноты, и казалось, что вокруг мёртвой девушки кружится на искусственном свету невесомый пепел.