Сovert Netherworld. Бесконечность II. Медальон погибшей принцессы
Шрифт:
А вот она стояла на своем. Распределитель принимать нельзя. Слишком негодной была сама процедура принятия голосования. Кроме того, распределитель угрожал правам личности. Информация собиралась безусловно и безакцептно. Никто из граждан ни в малейшей степени не мог повлиять на процесс сбора. На предприятиях устанавливался жесткий контроль за сбором данным. К тому же собирал информацию частный подрядчик.
Она предлагала назначить общественные слушания, сделать процесс корректирования максимально открытым, предлагала сделать данные распределителя государственной тайной. Но все её замечания натыкались на стену непонимания и равнодушия. На неё все время смотрели, как «на ту юную
Ох, и вечно у неё нелады с этим «почти». Она уже почти привыкла – за пять-то лет! – не накручивать на палец волосы, особенно на заседаниях. Почти не смущается перед камерой. И та манера, с которой к ней обращаются и на улице, и журналисты тоже почти не вгоняют в краску. Она даже немного укоротила волосы, чтобы выглядеть солиднее. Всё – она уже больше не девочка-следователь, бегающая по подвалам с копной вечно растрепанных волос, уже четыре года, как председатель комитета по международным делам. Это был красивый ход Московска – назначить на этот пост человека из территории, вернувшейся в родную гавань. Что ж, пора учиться вести себя степенно. Пять лет тому назад она, рискуя жизнью и свободой, спасла от ужасной участи людей, которые, как и она сама, мечтали сделать этот мир лучше, и у неё почти получилось это сделать. А ещё через некоторое время перед ней, как и перед тысячами её земляков возник исторический выбор, который она, как и её земляки, сделала, предпочтя отказаться от заслуг, авторитета, от всего, что у неё было в той другой жизни, ради простой, человеческой, правды. Она жила, по правде, и будет впредь жить по правде, пока высшие силы будут позволять исполнять ей её долг.
Но как же её коробило то покорное равнодушие, с которым депутаты собирались принять «закон о цифровом распределителе». Неужели они не понимают, что, соглашаясь на это, они выхолащивают демократию? Лишают людей участия в публичных процессах. Людей, которые их выбирали! Нет, она была вовсе не против закона в целом, но считала, что вопрос надо решать поэтапно, с учетом специальных случаев и, уж конечно, спросить мнение людей. Она не понимала, почему такой вопрос, касающийся жизни каждого человека, нельзя вынести на плебисцит? Пусть каждый сам бы решал свою судьбу. Её за это предложение назвали глупой идеалисткой.
Ну и пусть, дочка, сегодня перед тем, как уйти в школу, сказала, что в идеализме её главная фишка. А дочке она доверяла точно больше, чем своим коллегам.
Такова была природа общественной жизни Великоруссии, в сложной конструкции которой соединились все самые тяжелые стороны как современного капиталистического строя, так и старинного государственного устройства, где народные массы несут лишь тяжёлую служивую повинность, являясь рабской безличной основой государственного благополучия.
Шум за окном отвлек от мыслей и заставил обратить внимание на площадь. Видно было, что какие-то люди митингуют против закона. ОМОН пытается их оттеснить. «Вот они злонравия достойные плоды» – подумала Наташа. Это ведь происходит ещё до голосования. Что же будет после? Одну «площадь» она видела. Ей она не понравилась. Она и её земляки сделали выбор на вхождение в Великоруссию, чтобы избежать «ужасов площади», которые случились в Борисфене. Может ли тоже самое быть здесь? Наташа не хотела
Наташа вздрогнула и оглянулась: в дверь кабинета зашла женщина. Покровская обрушила на себя все мыслимые кары, она совсем забыла, что у неё сегодня прием граждан.
Женщине на вид было под пятьдесят. Одета она была бедненько, но чисто и по всему её поведению видно было, что за собой ухаживала. На её голове был одет беленький платочек, который резко оттенял черные брови и сухое загорелое лицо. На лице её не было написано ни фальши, ни двуличности, никакого бы то ни было ухищрения, а её черные глаза излучали тепло и искренность.
«Детали, – подумала Наташа, – всегда важны детали».
– Здравствуйте! – размеренно произнесла старушка, – Вы Наталья Покровская?
Наташа кивнула.
– Да, это я, – сказала девушка тем размеренным тоном, которым она всегда говорила с посетителями и которого не удостаивался практически ни один чиновник, – у вас что-то случилось?
Женщина поморщилась. Вероятно, ей было трудно говорить.
– Меня зовут Евдокия Козловская. Я живу одна вместе с дочкой, – женщина заплакала, – она у меня такая умница, такая честная, финансист от Бога, поэтому сидит в тюрьме.
«Дело принимает интересный оборот» – подумала Наташа. Она встала с кресла и налила женщине воды из графина, который стоял на сейфе в граненый стакан.
– Успокойтесь-успокойтесь! – сказала она, достав карандаш и блокнот, – Расскажите подробнее, пожалуйста.
Женщина выпила воды и почти украдкой вытерла намокшие от слёз глаза.
– Я Таню растила одна, – начала рассказ женщина, – она закончила международный лицей в Кранцберге, а потом финансовый университет, и сейчас учиться в аспирантуре в Петерштадте, на вечернем, а днем подрабатывает бухгалтером в студии «Скала». У неё всё было хорошо, пока однажды эта студия не стала снимать фильм про последнего Царя. Фильм этот совершенно дикий, я видела рекламу. Он святую семью показывает совершенными сатанистами, но дело не только в этом. Таня, как-то готовила отчёт, смотрела финансовые документы, – глаза женщины снова налились слезами, – ох если бы она ничего не смотрела. Оказалось, что в смете гонораров для съёмочной группы был указан человек, который получил гонорар, хотя он не был членом съемочной группы.
Наташа сдвинула брови и слушала очень внимательно, стараясь не пропускать ни слова из рассказа женщины изредка делая пометки в блокноте.
– Продолжайте, продолжайте, – сказала она, увидев, что женщина запнулась.
– Таня, она такая наивная, – сказала женщина, – она имела неосторожность, указать директору на это.
Наташа кивнула.
– И тут началось… – сказала она.
Женщина скорбно кивнула.
– Началось… – сказала она, – их финансовый директор сделал сверку и по его расчетам получилось, что деньги, которые были выделены на фильм, пропали, – женщина снова заплакала, – и Таню обвинили в присвоении этих денег и арестовали. А она… она сроду чужого не брала. Мы из очень воцерковленной семьи.
Наташа вздохнула. Кажется, ей опять предстоит брать срочный отпуск. Эх и аукнется мне когда-нибудь мое правдоискательство.
– Хорошо, хорошо, – сказала она, – а почему вы решили обратиться ко мне?
Женщина вытерла платком глаза.
– Ну как, – замялась она, – вы же такая смелая, решительная, про вас все по телевизору говорят и про референдум. Вы же та самая прокурор Покровская и про тот случай с таблетками тоже известно. Моя девочка, она же вместе с Катей Кирсановой училась и с другими, которых спасли потом.