Совьетика
Шрифт:
«Женя, моя кровиночка! Снег и шторма скоро уступят место новой весне и лету, которые вернут все к жизни…»
Если бы это действительно было так!!
Внизу я сумела разобрать: «Горячий привет тебе из Пхеньяна.. Такой горячий, что боюсь тебя даже обжечь..»
После этого я проплакала уже всю ночь.
****
Чем ближе мы подходили к Корее, тем больше Ойшин нервничал. Он совершенно перестал спать. Мы с Алиной хором успокаивали его, а я ни словом не заикнулась о том, что было у меня на душе с тех пор, как он признался мне
А потом, в один прекрасный погожий день, когда я уже думала, что все образуется, произошла беда. Ночью Ойшин вломился в медчасть (двери здесь запирать на замок не привыкли: не было нужды, это вам не Европа) и почти опустошил корабельную аптечку… Рано утром его нашел лежащим в дальнем углу палубы корейский матрос и поднял тревогу.
Ойшину очень повезло. Повезло, что корейцы регулярно обходят весь свой корабль.Если бы он пролежал так еще хотя бы час, то его сегодня не было бы с нами. Алина вернула его буквально с того света.
После этого я уже не отходила от него весь остаток нашего плавания, ни днем, ни ночью. Дни и ночи слились в одну сплошную, непрерывную вахту. Иногда Алина буквально силком заставляла меня уйти к себе и поспать. Ухаживать за Лизой было, если честно, легче, чем за Ойшином. Но я не собиралась сдаваться. Он еще не знает, что такое русские женщины! И не таких поднимали на ноги.
Корейские моряки сочувствовали мне. Уж не знаю, что они о нас знали, но то один, то другой регулярно приносили мне что-нибудь вкусное, а говорящий по-русски старпом Пак Ин Мо даже раздобыл для меня где-то «Как закалялась сталь». На русском языке!
Через две недели Алина сообщила нам, что до Кореи осталось три дня пути….
****
Стояло начало апреля.
Свежим весенним вечером наш корабль вошел в порт Вонсан.
Моряки веселой гурьбой спускались в шлюпки, спеша на берег: мы опять остановились на рейде. Каждый из них попрощался со мной лично. Но сама я не спешила к выходу: Алина велела мне ждать, когда в порт за Ойшином приедет «скорая». Он был еще очень слаб, хотя и порывался вставать. Незадолго до прибытия в Вонсан Алина дала ему снотворного, и теперь Ойшин спал как ребенок.
А меня вызвал к себе старпом – тот самый , что тоже говорил по-русски. Товарищ Пак. Сказал, что у него есть для меня новости, не уточняя, хорошие или плохие.
Я вошла в кают-компанию, не зная, чего от него ожидать.
– А, товарищ Калашникова! – приветствовал он меня на хорошем русском языке, – С возвращением Вас и с победой! Вы теперь на особом счету. Ваш нареченный ждет Вас, бедолага, все глаза проглядел….
Ну кто только учит их всем этим вещам на русском языке?!
– Он здесь, он в порту. Приехал специально, чтобы с Вами попрощаться.
– Попрощаться?
Значит, Ри Ран уже все знает? Хорошо же работает их разведка!
Я так устала, что не могла даже удивиться.
– Да, на несколько месяцев. Служебная командировка. Просто чудо, что Вы успели его застать. Командование разрешило ему сюда приехать. На свадьбу-то пригласите?
– А что, она уже назначена?- перепугалась я. Ведь Ри Ран еще не знает о моем позорном поведении! – И разрешение уже есть?
– Есть, есть, не сомневайтесь! А назначать дату – это уж ваше с ним дело.
Я почувствовала, что вот-вот упаду .
– Эх, какой мужик товарищ Сон! Орел,- мне показалось, что в голосе товарища Пака звучит легкая зависть. Наверняка показалось. Корейцы никому не завидуют. Да и чему тут завидовать – корейским женщинам я и в подметки не гожусь! Во всех отношениях.
Мне было стыдно – так стыдно, что хоть бросайся за борт.
Не успела я даже переварить все услышанное в мыслях и продумать, как мне теперь говорить с Ри Раном, когда он не вошел – буквально влетел в кают-компанию будто на крыльях.
Ри Ран совсем не изменился за прошедшие два года, только немного похудел. Антрацитные глаза его сверкали. Чеканный профиль… Он очень напоминал корейца с плаката – того, что бьет стволом своего ружья длинноносого американского солдата с ракетами в руках. Может быть, этот плакат рисовали с него? Военная форма была ему ужасно к лицу.
Мое сердце забилось при виде него. Радостно забилось, как раньше.
Только вот какими глазами мне теперь смотреть на него?…
– Женя, тонь-му , как здорово, что ты наконец здесь! И как жаль, что мне надо уезжать… Но я вернусь -- как только закончу свою миссию, и тогда…
– Ри Ран… Ты знаешь, что мой товарищ серьезно болен, и что я решила привезти его с собой в Корею…
– Знаю. Молодец! Правильно решила. За это тебя и люблю. Товарища бросать в беде – последнее дело! Тем более такого. Лечи его, выхаживай сколько потребуется. Врачи у нас хорошие. Мертвого на ноги поставят, если он нужен революции. А такие, как твой товарищ, ей нужны. И наш товарищ Ким Ир Сен всегда говорил: «Цветок революции не должен вянуть».
Что я могла ему сказать на это? Железная революционная логика…
Мне было стыдно, стыдно до глубины души. Как и подобает корейцу, Ри Ран был очень чувствителен к настроениям других людей и словно невидимой антенной ощутил мое состояние. Это у корейцев называется «нунчи ». От них ничего не скроешь, да я и не хотела ничего скрывать.
– Ри Ран, я…
– Не надо ничего говорить, Женя. Если ты сейчас что-то скажешь, это все будет не то, понимаешь? Тебе самой тоже надо хорошо отдохнуть. На немножко отключить связь. У тебя просто крыша едет. Я вижу. Ты очень устала. Ты и твой товарищ помогли предотвратить страшное злодеяние империализма против дружеского народа. И это главное. Горжусь тобой. А у нас с тобой все будет как надо, вот увидишь. Не переживай.