Советская разведка в Китае. 20-е годы XX века

Усов Виктор Николаевич

Итак, находившиеся на борту парохода советские дипкурьеры Иван Крилл 42 лет, Грейбус 36 лет и Карл Сярэ, а также супруга главного политического советника 36-летняя Фаина Бородина вместе со всем экипажем судна, составлявшем 47 человек, были арестованы. 5 марта последовала нота Посольства СССР в Китае, где говорилось, что «по полученным посольством сообщениям, русские белогвардейцы, принадлежащие к регулярной армии Чжан Цзунчана, захватили 28 февраля советское торговое судно «Памяти Ленина», которое направлялось в Ханькоу за грузом чая. Эти белогвардейцы забрали пароход для перевозки войск и вооружения и задержали команду и пассажиров, включая дипломатических курьеров. Их судьба до сих пор не выяснена». [818] На нее последовал ответ китайского министерства иностранных дел от 11 марта 1927 г. следующего содержания: «Министерство имеет честь подтвердить получение письма от 5 марта… Посольство предъявляет протест и заявляет, что китайское правительство должно нести полную ответственность за жизнь и имущество указанных граждан СССР.

818

Ф.С.Бородина. В застенках китайских сатрапов (Мои воспоминания). С.131

Министерство считает долгом сообщить в ответ к сведению г-на поверенного в делах, что в настоящее время от особо назначенного дипломатического комиссара пр. Шаньдун получен по телеграфу ответ, что трое курьеров и жена Бородина из Нанкина доставлены в Цинаньфу и пользуются очень хорошим обращением и проживают в доме г. Сие в безопасности». [819]

Очевидно, китайские власти еще не решили, что делать с арестованными.

Однако еще до этого письма было дано поручение соответсвующим службам проверить, где находится Ф. Бородина. И вот 9 марта 1927 г. в 19 час. 20 мин. послана шифровка в Пекин на телеграмму от 9 числа следующего содержания: «Г-жа Бородина с тремя русскими содержится с 6-го сего месяца в доме, по-европейски оборудованном, под стражей, но с ней обращаются как с почетным гостем. О дальнейшем будет решено по окончании войны. Так как дипкурьеры существуют только для связи правительства с посольствами, то здешнее правительство не желает признать г-жу Бородину и спутников как курьеров и считает злоупотребление доказанным при всех обстоятельствах, так как провозилось оружие и агитационная литература». Подпись: Зиберт. [820]

819

Там же. С. 133–134.

820

Там же. С.132.

Китайские власти после ареста Ф. Бородиной пытались надавить на ее супруга. Об этом красноречиво говорит письмо, присланное от Чжан Цзуншэна Бородину.

Однажды утром в Ханькоу, где находился главный политический советник Бородин, ему доложили, что в приемной его дожидается какой-то мандарин, который называет себя посланным от маршала Чжан Цзунчана. Бородин принял неожиданного гостя, который вручил ему письмо и добавил, что имеет передать от маршала также и устное поручение.

«Многоуважаемый высший советник, — говорилось в послании. — В то время, когда ваша супруга проезжала Нанкин, в этом районе происходило усиленное передвижение войск. Я был обеспокоен тем, чтобы она не пострадала от какой-либо несчастной случайности, и поэтому пригласил ее сойти на берег. Так как и на берегу, в Нанкине, безопасность вашей супруги не могла быть обеспечена, я просил ее проехать в Цинаньфу.

Не беспокойтесь за судьбу вашей супруги — она рассматривается нами, как почетная гостья». [821]

Устное поручение Чжан Цзунчана, носившее скрытую угрозу, было следующего содержания: «Продолжение военных действий между Югом и Севером может повлечь за собой международные осложнения такого порядка, что создастся угроза, в частности для Китая и Советской России. Тогда может угрожать опасность и вашей супруге. Если бы г-н Бородин мог употребить свое влияние, чтобы добиться заключения перемирия между Югом и Севером, то тем самым была бы оказана большая услуга делу всеобщего мира, в частности, от этого выиграли бы интересы Китая, Советской России и была бы обеспечена безопасность вашей супруге». [822]

821

Ф.С.Бородина. В застенках китайских сатрапов. С. 35–36.

822

Там же. С.36.

«Маршал ставит меня в очень неловкое положение, — ответил Бородин. — Если бы я в данный момент высказался за мир между Югом и Севером, то я навлек бы на себя справедливые обвинения в том, что я желаю спасти свою жену. Если, наоборот, я буду противиться всяким предложениям о мире, то мои действия могут быть истолкованы как личная обида за арест моей жены. Если маршал думает, что, задержав мою жену, он принудит меня занять определенную позицию в вопросах войны и мира между Югом и Севером, то, к сожалению, я должен разочаровать его. Что же касается безопасности Бородиной, — сказал в заключение советник, — то ее судьба находится в руках китайского народа, который, я уверен, сумеет ее защитить». [823]

823

Там же. С.36.

Видимо, поняв, что торг провалился, и учитывая апрельские события в Пекине в первой половине мая 1927 г., Ф. Бородина была перевезена в Пекин и брошена в следственную тюрьму. Начались ее допросы. Она стала требовать встречи с представителем советского консульства. Усилия увенчались успехом, Бородиной разрешили встретиться с секретарем пекинского консульства СССР Юшкевичем. Она узнала, что судно «Памяти Ленина» было потоплено белогвардейцами, что вся команда парохода и капитан сидят в тюрьме Цинаньфу, ребята, захваченные в советском посольстве при налете в апреле 1927 г., сидят в той же тюрьме, что и она, но к ним никого не пускают. Положение арестованных с парохода «Памяти Ленина» особенно осложнилось после отъезда из Пекина советского временного поверенного в делах А. С. Черных. [824] В печати стали появляться все более угрожающие сообщения о предстоящей казни если не всех, то части арестованных «русских коммунистов». Опасность стала вполне реальной после казни 28 апреля 1927 г. 20 китайских коммунистов. [825] И хотя в результате длительных разбирательств сначала в военном, а затем в гражданском суде было установлено, что прямых улик против советских сотрудников по существу нет, пекинские власти в то время отказались освободить заключенных. Как подчеркивал на суде официальный защитник Ф. Бородиной и дипкурьеров Кантарович, «дело, которое рассматривается, является первым крупным политическим процессом против граждан СССР в Китае и против нетрактатных иностранцев вообще». [826] Поэтому оно «привлекает внимание всего мира».

824

А.С.Черных (1892–1940), уроженец г. Селенгинска. В 1926–1927 гг. — временный поверенный в делах СССР в Китае, в 1927–1928 гг. — член коллегии ЦСУ СССР, в 1928–1931 гг. — на ответственной работе в Госплане СССР, в 1931–1933 гг. — вице-президент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, в 1933–1935 гг. — член Всесоюзного Радиокомитета при СНК СССР. В 1935–1939 гг. — полпред СССР в Иране.

825

Г.Н.Пескова ошибочно датирует это событие 1 мая 1927 г. См. В.В. Вишнякова. Ук. соч. С.241; История Китая. Под ред. А.В.Меликсетова. М., 1998. С.470.

826

Ф.С.Бородина. Ук. соч. С.186.

Дипкурьеры и Ф.Бородина предстали перед судом в Пекине. Защитником в суде по делу Бородиной, как мы уже говорили, был тридцатилетний Канторович (А. Я. Канторович (Терентьев, Аякс, 1896–1944, родился в Петербурге в семье юриста, активный участник революции и гражданской войны. В 1919–1921 гг. сотрудник Петроградского отделения ИККИ, в 1921–1922 гг. — сотрудник информационного отдела ИККИ в Москве. [827] Окончив в 1922 г. факультет общественных наук Петроградского университета, работал в Народном комиссариате иностранных дел. В Китай попал в 1924 г. в составе комиссии профессора Пергамента. В апреле 1928 г. А. Канторович возвращается в Москву, в Народный комиссариат иностранных дел, а в 1932 г. переходит на работу в Институт мирового хозяйства и мировой политики), помогал ему в качестве консультанта известный американский адвокат, редактор газеты «North China Star” Чарлс-Джеймс Фокс, но китайские власти не согласились допустить его в суд в качестве защитника. [828]

Ф. Бородина и дипкурьепы были освобождены после энергичных демаршей руководства СССР только 12 июля 1927 г., когда им был вынесен оправдательный приговор. [829] Этот эпизод в жизни Ф. С. Бородиной подробно описал М. И. Казанин в своей книге «В Штабе Блюхера»: «Расчет контрреволюции был примитивен — угрожая расправиться с Бородиной, повлиять на позицию ее мужа. Однако, поскольку ни сам Бородин, ни его жена не выражали желания идти на какую бы то ни было сделку, Чжан Цзолинь и его ближайший подручный, в то время шаньдунский дуцзюнь(военный губернатор провинции. — В.У.) Чжан Цзунчан, готовили Бородиной судьбу Ли Дачжао (ей было предъявлено обвинение по 101-й статье, грозившей пожизненным заключением или смертной казнью. — В.У.). Ее предали суду, но демократично настроенный судья (очевидно, дело не в «демократичности» судьи, а в крупной взятке ему, хотя прямых документов по этому поводу нами не обнаружено, но имеются устные свидетельства и косвенные документы. Так, в те годы в Пекине ходили слухи, что судья Хо получил взятку в 200 тыс. долларов, эти слухи подтверждает сама Ф. Бородина в своей книге «В застенках китайских сатрапов»: «Впоследствии в газетах распространились известия о том, что Хо Чун якобы был подкуплен нашим посольством и получил за наше освобождение двести тысяч долларов». [830] — В. У.) провел заседание рано утром, вынес оправдательный приговор и, зная, что за это придется отвечать головой, бежал. Бородина тут же покинула здание суда». [831] Как вспоминала сама Бородина, гнев милитаристов обратился на родных судьи — его жену, двоих детей и брата. Они были задержаны и отправлены в распоряжение Чжан Цзучана, а там посажены в тюрьму. Обо всем этом, не переставая, жужжали провода телефонов, пространные сообщения появлялись во всех газетах мира. Поиски Бородиной в Пекине продолжались. Начальник пекинского гарнизона объявил награду в 30 тыс. долларов за ее поимку, мукденские власти назначили за ее голову — 20 тыс. долларов. [832] Считалось, что Фаина Бородина возможно скрывается на территории советского посольства. Входы в посольский квартал в Пекине в течение двух месяцев были оцеплены многочисленными шпиками и русскими белогвардейцами. Поперек улицы Лигэйшэн, идущей к посольству, вырыли довольно глубокие ямы и повесили плакаты «ехать медленно», чтобы полицейские пикеты могли иметь время вести наблюдение за всеми автомобилями, которых в то время в Пекине было немного. Вот как описывал происходившее американский журналист Шиэн: «Пекин был перевернут вверх дном, открыта была слежка за поездами, производились налеты на подозрительные дома. В Тяньцзине был установлен контроль над отходившими пароходами. Бородину никак не удавалось найти. [833] Ее портреты помещались во многих газетах и висели у полицейских управлений в Пекине, Тяньцзине, Мукдене и других городах Маньчжурии. Особое внимание призывали обратить на г. Тяньцзинь. Он был выбран потому, что считалось осуществить бегство легче всего там. В эти дни полицейские власти города следили «за всеми полными, чернявой внешности, дамами». Для того чтобы сбить с толку китайцев (Ф. Бородина находилась в Китае), советские спецслужбы опубликовали в зарубежных газетах дезинформацию о том, что она едет во Владивосток. «Но вот однажды, через десять дней после оправдания Бородиной, — вспоминает Казанин, — японское агентство Ренго в депеше из Владивостока сообщило, что Бородина прибыла во Владивосток на японском пароходе, и подробно передало ее впечатления во время заключения и суда в Пекине. Еще через десять дней газеты опубликовали интервью с Бородиной в сибирском экспрессе и затем ее заявление по приезде в Москву. Сомнений быть не могло, сообщения эти были напечатаны всей мировой прессой. Итак, Бородина ускользнула из лап Чжан Цзолиня и теперь была в безопасности в Москве. Чжан Цзолинь и его подручные признали свое поражение и прекратили слежку». А в это время Ф.Бородина пряталась в домике, находившемся в одном из узких пекинских переулков старого города.

827

Коминтерн и идея мировой революции. М.1998. С.153.

828

Ф.С.Бородина. Ук. Соч. С. 114 -115

829

Там же.

830

Там же. С. 125–126.

831

М.И.Казанин. В штабе Блюхера. С.160.

832

Ф.С.Бородина. Ук. соч. С. 126.

833

Там же. С.161.

По имеющимся у нас данным, хозяевами дома были два человека: востоковеды Борис Иванович Панкратов (1892–1979) и Петр Антонович Гриневич (1888–1941), оба учившиеся в Восточном институте во Владивостоке, только первый — в 1916 г. его закончил, а второй — в этом году поступил в институт.

Справка. Борис Иванович Панкратов имел китайское имя Пань Кэфу, а прозвище Уцюань, у него было также монгольское и тибетское имя Лобсан Чултим. С 1917 г. Борис Иванович начал преподавать в институте монгольский и маньчжурский языки, тогда на год его направили в Пекин для усовершенствования знаний в китайском языке. Вернувшись, он помимо преподавания исполнял обязанности секретаря по студенческим делам, видимо тогда он теснее и познакомился со студентом Гриневичем. В 1918 г. Панкратов был откомандирован в Китай и находился в Ханькоу до 1921 г., там он преподавал русский и английский языки и изучал местные диалекты. В Ханькоу с ним произошла одна «история», которая вынудила его покинуть этот город.

В 1921 г. он жил на территории бывшей русской концессии. У него сложились довольно приличные отношения с главой русской колонии Бельченко, в прошлом русским консулом, имевшим неплохие связи с местными китайскими властями. Вокруг было много эмигрантов. Однажды Бельченко нашептали, что Б. И. Панкратов симпатизирует советской власти и он привлек Панкратова к суду за просоветские убеждения. Последнего судили Бельченко и представитель китайских властей. Решением суда подсудимый должен был покинуть русскую концессию и тому ничего не оставалось, как уехать в Пекин. Там он устроился на работу в агентство РОСТА и одновременно в Институт русского языка при китайском МИДе. Сохранились документы, подтверждающие, что уже в сентябре 1921 г. ему предлагали провести квалификационные испытания в этом институте. Из-за нехватки хороших квалифицированных востоковедов его в 1923 г. взяли переводчиком с английского и китайского языков в Консульский отдел Советского посольства, где он и проработал до 1929 г. Видимо в начале 20-х годов он и поселился в том доме, о котором мы упомянули в начале статьи. У Панкратова были налажены хорошие контакты с Государственным пекинским китайско-русским университетом, с Пекинской коллегией адвокатов, он принимал активное участие в научной жизни пекинских университетов и институтов, где преподавал, выступал с докладами, занимался исследованиями. Вскоре после приезда в Пекин он близко познакомился с представителями передовой интеллигенции, руководителями движения «4 мая»: профессором Ли Дачжао и Ху Ши. Дружба с первым продолжалась до самого ареста китайскими властями в 1927 г. Панкратов с риском для себя старался помочь Ли Дачжао, спрятать его и лишь по счастливой случайности избежал участи других советских людей, пытавшихся также его спасти. С Ху Ши он познакомился в 1921–1922 гг. в Пекинском университете. Жили они недалеко друг от друга и это способствовало общению. Ху Ши ввел Панкратова в китайские научные круги.

Справка. Петр Антонович Гриневич родился 16 января 1888 г. в семье священника на Украине. В 1920 г. окончил Восточный институт, а в 1924 г. — факультет общественных наук ДВГУ. С 1925 г. он становится преподавателем восточного факультета ДВГУ и работает в этом качестве до 1928 г. В эти годы Гриневич часто выезжал в научные командировки в Китай. С виду довольно молчаливый и даже сумрачный и казавшийся довольно чудаковатым Петр Антонович был очень добрым и отзывчивым человеком.