Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог (1974-1975)
Шрифт:
После этого случая я стал первым врагом Койли: даже не скрывая своей ненависти ко мне, он придирался по любому пустяку, а с тех пор как приревновал ко мне Гульшен, вообще житья мне не было. Однажды я опалывал от сорняков плетни огурцов, кое-где подрезая кусты сорной травы серпом. Алтыхан-ага уехал куда-то по делам, и тут, как бельмо на глазу, появился Койли-хан.
— Надо ниже нагибаться. Спина не сломается. — И вдруг, подняв огуречную плеть, набросился на меня:
— А это что такое? Ты почему вырвал такой хороший куст? Завтра с
Нет тяжелее обиды, чем клевета. Визгливые крики Койли и его обвинения лишили меня и сил, я даже говорить не мог. Прекрасно зная что я не срезал этот куст, что его нарочно выдернул сам Койли, я все равно ничего не мог сказать в свою защиту. Чувствуя, что я молчу и ничего не отвечаю, Койли распалялся все больше и наступал на меня, размахивая руками. На его крик собрался народ, работавший неподалеку от нас.
— Ну что случилось, Койли, что ты кричишь? — спросила Гытджа.
Размахивая кустом, он повернулся к ней:
— Не видите, что ли? Разве можно так посягать на народное добро?
— Такой куст хороший. Надо было быть поосторожней, парень, — сказала с огорчением одна из женщин.
— Он ничего не жалеет. Работает кое-как. Лучше его выгнать из бригады, — снова завелся Койли. Но я уже к этому времени пришел в себя.
— Ложь! — крикнул я во всю силу легких. — Не я это срезал, а сам Койли вырвал куст нарочно, чтобы досадить мне.
— Смотри, как он заговорил. Разве у меня, кроме тебя дел нет? Если бы я хотел придраться к тебе, то нашел бы за что и раньше! Совсем не обязательно вырывать растущий куст! — стал защищать себя Койли.
— Ну-ка, дай сюда куст, — сказала Гытджа.
Она выхватила куст из рук Койли. Осмотрела корень, особенно внимательно то место, где куст был вырван из земли. Нахмурила брови и покачала головой:
— Не-ет, помощник бригадира, это твоих рук дело. Ты вырвал куст. Не видишь разве какие корни у него? Если бы срезали серпом, он был бы без корней, а тут все на месте.
— Гытджа гелнедже, ты хоть так не говори! Да разве я позволю себе такое?!
Гытджа вплотную подошла к Койли и нависла над ним, как гора.
— Ты прекрати придираться к парню, не пользуйся тем, что ты помощник бригадира. А то скажу дяде Курбанберды и вышиблю тебя из помощников бригадира и вообще из бригады.
Койли опешил, словно у него уже отобрали должность. Он обмяк как спущенное колесо машины и заискивающе засмеялся:
— Хе-хе-хе… Ну ты и скажешь, Гытджа гелнедже, да разве я придираюсь к Якши-хану? Хоть я его и поругиваю, но ни капельки зла на него не держу. Да молодой он еще, труда настоящего не видел, вот и приходится иногда поругивать. Пройдет время, привыкнет работать, еще спасибо скажет за науку. Ну, а куст, да бог с ним с этим кустом, не будем из-за него скандалить. Займемся своим делом.
— Нет, дорогой помощник бригадира, ты не
Когда мы уже вечером собирались уходить с работы об этом инциденте уже знал Алтыхан-ага. Таким разъяренным мы его еще не видели. Найдя Койли возле дома, он закричал:
— Убирайся отсюда вон, забирай свои вещи и сейчас же уезжай в село.
Вечером Койли зашел к Алтыхан-ага и стал умолять оставить его, ползая на коленях.
И Алтыхан-ага опять сжалился над его детьми-сиротами и оставил в бригаде. Только после этого случая я почувствовал, что пристальный взгляд Койли не сопровождает меня повсюду. Стоило мне произнести имя Гытджа, как он тут же поворачивается и уходит, даже если пришел по делу.
Однажды, во время обеденного перерыва Койли зачитал нам, кто сколько заработал. Мой заработок оказался меньше всех. Я бы махнул рукой, ну, пусть меньше, чем у других, но сумма была настолько мала, что составляла буквально четверть того, что получили остальные. Я промолчал, боясь, что кто-нибудь может сказать: "Смотри-ка, вчера только пришел на работу, а уже скандалит из-за денег". Вместо меня заговорила Гытджа:
— А почему у Якши так мало? — спросила она.
— Потому, тетушка Гытджа, что не могу же я заплатить ему больше того, что он заработал. Сколько сделал, столько ему и записано, — безразлично ответил Койли.
— Нет, Койли. Ты не валяй дурака, мы лучше твоего знаем, как работает Якши. Кроме дел бригадных ему еще много разных дел поручают. Ты хвостом не крути, а заплати полностью, что заработал мальчик. Иначе, я скажу об этом дяде Курбан-берды.
Как не хотелось Койли пересчитывать заработанные мной деньги, а исправить свою ошибку пришлось.
Решив выяснить вопрос с оплатой до конца, Гытджа перестала жевать и строго взглянула на Койли, который лежал у шалаша и, кажется, спал.
— Помбригадира, эй, помбригадира!
Услышав голос Гытджа, Койли тут же вскочил, словно его ударили. Почесал вспухшие веки:
— Что, тетушка Гытджа?
— Ну-ка, давай, начинай с Джуметера-ага, подсчитай всем нам сколько мы там трудодней заработали по твоим записям. Только честно. Иначе…
Койли, поняв, что имеет в виду под словом "иначе" Гытджа, затараторил:
— Не беспокойте из-за этих мелочей Курбанберды-ага, тетушка Гытджа. Хотел выспаться, я сейчас… сейчас, — и судорожно пытаясь достать из нагрудного кармана сложенную вдвое тетрадь, с вконец обтрепанными краями, стал зачитывать наши фамилии и количество трудодней. Едва он дочитал до конца, начался скандал. Потому что кроме Гытджа, Гульшен и меня у остальных трудодней было записано много меньше, чем на самом деле.
— Да разве так можно обманывать!
— А где записано, что я ночью поливал огороды? Значит ты три ночи заставлял меня работать бесплатно?