Советские космонавты

Ребров Михаил Федорович

Иногда может показаться, что слишком стремительно совершаются в судьбах людей значительные перемены, и, как правило, к лучшему. Слишком «выпрямлены» их пути-перепутья...

На деле — едва ли. Жизнь Леонида Попова, словно с места в карьер, сорвалась, понеслась стремительно, приноравливаясь не без труда к обстоятельствам пусть формальным, но имеющим юридическую силу. В таких ситуациях как не быть крутым переменам!

А началось все, пожалуй, со школы. Аттестат за десятилетку получил, когда ему было шестнадцать. Мечта о небе, о профессии летчика натолкнулась на преграду,

которую не перешагнешь. Военком показал листок с условиями приема в военные училища, где черным по белому написано: «С семнадцати лет». Леонид доказывал, что «наберет» за лето недостающие месяцы, но так и не доказал.

Трудовая биография началась на заводе, в городе Александрия. Почти два года постигал премудрости слесарного дела, получил квалификацию слесаря-электромонтажника и разряд. Казалось бы, дерзай на новом поприще, становись в ряд мастеровых и борись за право стать кадровым рабочим. Он не отказывался от такой линии жизни. Да вот беда: мечта о небе не пригасла. Напротив, она наполнилась ярким светом надежды, уверенности в сугубо своем, заветном. И растревоженный ею, готовый на преодоление новых трудностей, он снова пришел в военкомат. Черниговское ВВАУЛ стало его первой ступенькой в небо.

Совсем немного биографических данных. Отец его — Иван Алексеевич — вступил в партию коммунистов в годы коллективизации. До войны был председателем колхоза в селе Морозовка. Потом — фронт, тяжелое ранение в 43-м. Когда отгремели залпы Великой

Отечественной, возглавлял МТС, колхоз имени XX партсъезда, «вкалывал» от зари до зари в иоле. Время такого требовало, да и не мог он иначе: председатель в ответе за всех и за все.

Мать — Татьяна Евсеевна — тоже потрудилась немало: и в поле, и на ферме... Оба они слыли добрыми людьми, радовались чужим удачам, огорчались при бедах, и будь в них черствость и равнодушие, наверное, они в той или иной степени передались бы ему, Леониду.

Гвардейская авиационная часть встретила молодежь готовностью помочь стать настоящими мастерами летного дела. Свидания с небом стали чаще, задания сложнее. Гвардии полковник В. Кириллов не уставал повторять об умении «слиться с машиной, чувствовать ее, как себя, и думать в воздухе так, чтобы мысль опережала полет». И за этими словами был опыт. Многолетний и трудный. Опыт, которым предстояло овладеть молодым.

Каждое новое поколение усваивает мудрость отцов, но постигает не множество личных правд, а какую-то общую профессиональную истину. Она была в том, что легких и простых полетов у летчика-истребителя не бывает. Жизнь подтверждала эту формулу.

Разные бывают ситуации. И на земле, и в небе, и в космосе. А человек должен оставаться одним и тем же: хладнокровным, уверенным, ответственным. И вот эта самая ответственность, пожалуй, главная черта его характера.

Не помню, кто обронил фразу: «Попов пришел в авиацию волею случая». Но потом, когда я поближе познакомился с Леонидом, узнал его человеческие качества, то увидел здесь уже не случай, а счастливую закономерность.

Был в его летной практике один «нестандартный» полет. С пего, по существу, начинается в биографии Попова

становление летчика.

Было это 26 марта 1969 года. День выдался сумрачным, не весенним. Облака плыли низко над землей. Высотомер показывал 600 метров, когда правый двигатель его «мига» вдруг остановился, а левый «потерял» обороты. Это уже потом станет ясно, что в воздухозаборник попала птица, а тогда...

Секунды на размышление. Только секунды. Стрелка прибора отмечала падение высоты: 500, 400, 300... У оказавшегося без тяги, да еще в сложных метеоусловиях — немного шансов на благополучную посадку. «В рубашке родился», — говорили потом. Однако пускаться в подробности этого происшествия Леонид не любит. Делал все, как положено по инструкции. И к небу своих чувств не изменил. Часы, с ним связанные (а их набралось свыше 1500), добром вспоминает, и грех было бы сказать, что небо к нему оказалось неласковым.

Половина его трудовой жизни приходится на Звездный. В отряд пришел в 1970 году. Пришел по набору, который не всем желающим принес одинаковый результат. Поначалу казалось: космос — это сказочно романтично, как гриновские алые паруса.

Да, конечно, романтики здесь хватает, особенно для смотрящих на их работу «через экран телевизора». Для самих же космонавтов это прежде всего труд — обычный, нередко монотонный, изматывающий. Права не то что на «празднодумие» — на мимолетное себе послабление они не имеют, отвечают за работу (точнее, подытоживают) огромных коллективов людей.

В Звездном его приняли в партию. Проходя через все этапы подготовки, заочно окончил Военно-воздушную академию имени К). А. Гагарина, принимал участие в управлении полетами, был дублером, потом вошел в основной экипаж.

Экипаж, в котором он летал, прямо скажем, необычный. Бортинженером с ним работал Валерий Рюмин. Конечно же, мы уже привыкли к тому, что космонавт дважды и трижды участвует в полетах, уходит на работу в космос. Таков смысл профессии. «Космонавту нельзя не летать» — так даже в песне поется.

...Эта неприятная ситуация возникла неожиданно. Уже на самом подходе к станции появились признаки разгерметизации спускаемого аппарата. Леонид знал, что единственно правильное решение — перейти в орбитальный отсек. Но и там «травило». «Неужели придется возвращаться?» — была первая мысль. Но так вот сразу отступить он не мог.

Давление неудержимо падало. Каждую секунду контрольный прибор «сбрасывал» пятнадцать миллиметров.

— Полный наддув скафандров, — скомандовал командир, продолжая выполнять операции, предусмотренные на этот случай инструкцией. — Не надо паники!

Вести переговоры с Землей он поручил напарнику — чтобы не отвлекаться. А сам напряженно искал причину аварии. Времени на раздумывание было мало. Ставший «жестким» скафандр сковывал движения. Белье прилипало к мокрому телу. Несколько секунд поиска обернулись «потерей» еще сотни миллиметров.

Командир действовал спокойно, осмысленно.

— Будем возвращаться, — сказал он с досадой, хотя понимал, что иного выхода нет. Он в ответе за безопасность и своего экипажа, и тех, кто на борту станции...