Советы ближних
Шрифт:
Вскоре они уходят – Мика уважает режим старшего брата. Они надеются поймать такси и забирают с собой Тетю, чтобы по пути завезти ее домой.
– Помни, о чем я тебя просил! – кричит Мика уже из кабины лифта.
– Бу-сде, – отвечает Витька. И лифт проваливается вниз.
Пока Тетя искала свою беличью муфту, пока прятала в нее – в муфте есть карман – свои папиросы, спички, пока проверяла, тут ли носовой платок и ключи, Мика успел знаками показать, что позвонит завтра. Хотелось бы знать, о чем он Витьку просил! Должно быть, просил подождать, подумать. Взвесить
Я не решаюсь спрашивать. Подожду. Как всегда после ухода гостей, я наслаждаюсь тишиной. В комнате накурено и пахнет Тетей – она любит крепкие цветочные духи.
«Женя права, – думаю я. – Надо переменить тактику. Пригласить эту девицу в дом, сделать вид, что мы безумно счастливы!..»
От одной этой мысли меня снова бросает в дрожь.
Наш Кибернетик звонит ровно в десять утра. Он звонит с работы. Ни Бориса, ни Витьки нет дома. Я одна. Услышав в трубке голос Мики, я почему-то встала и выслушала его сообщение стоя. Как приговор.
Ее зовут Светлана. Ей двадцать лет. Она уже была замужем, но неудачно…
Итак, она звалась Светлана…
– Ну, ты удовлетворена? – спрашивает Мика. Как будто сообщил мне нечто очень приятное.
– Ужасно, – говорю я. – Все это ужасно!..
– Напротив! Все обстоит отлично!..
– Не знаю, на чем основан твой оптимизм, – говорю я.
– На опыте, моя радость. Исключительно на опыте. В данной ситуации чем хуже, тем лучше.
– Какие вы самоуверенные, Звонцовы! И ты, и Борис, и Витька!.. И даже Тетя!.. Откуда это у вас? Ты с ним даже толком не говорил. Обратная связь, принцип замкнутого управления, какой-то автомобиль.
– А это, по-твоему, что? Это как раз и был разговор. Мы говорили о самоконтроле, о принципе «контролируй то, что делаешь»… Знаешь, технические примеры звучат убедительнее, чем классика… Классику я оставляю тебе!
По тону Мики я слышу, что он обиделся. Человек старается, звонит с работы…
– Мика, солнышко, – говорю я нежно. – Не сердись! Еще только один вопрос. О чем ты его просил?..
– Не понял? – говорит Мика.
– Ты крикнул ему. Уже из лифта: «Помни, о чем я тебя просил!»
Мика молчит.
– Ну, это как раз к делу не относится, – говорит он. В его голосе слышится смущение. Видишь ли, в его мастерской солидная клиентура… Я просил, чтобы он поузнавал, не продает ли кто-нибудь японский транзистор «Айко». Это отличная штука – два микрофона, один из них встроенный…
…Положив трубку, я долго сижу неподвижно. В доме тишина. Та особая городская тишина, которая состоит из множества слитных звуков, приглушенный двойными рамами гул тяжелых грузовиков, скребок дворника во дворе, воробьиное чириканье и фортепианные упражнения за стеной – гаммы вперемежку с «собачьим вальсом»…
Когда-то мама мечтала, чтобы я выучилась играть на пианино. Своего инструмента у нас не было. Мне наняли учительницу, и я занималась с ней раз в неделю. А упражняться ходила к одной знакомой старушке. Полгода позанималась, и тут – война…
До-ре-ми-фа-соль-фа-ми-ре-до!..
Наши с Колей родители были простые люди, оба – отец и мама – работали на обувной фабрике. Высшей похвалой в их устах было, когда они говорили о ком-то: «интеллигентный человек». Я интеллигент в первом поколении. И возможно,
Фотокарточка Коли смотрит на меня со стены. Он снялся, когда ему присвоили звание гвардии лейтенанта.
Мама всегда носила ее с собой, а умирая, не выпускала из рук. Потом я ее увеличила – черты от этого стали расплывчатыми, фотограф их подретушировал.
И все же это мой Коля. Как мне не хватает его сейчас!.. Мне кажется, он нашел бы с Витькой общий язык. Боевой офицер, командир взвода противотанковых пушек. Смуглый темнобровый мальчик с блестящими, как у Витьки, глазами. Да, они у него всегда блестели! Он был фантазер и даже писал стихи. Он писал о войне в Испании, о природе. И о любви тоже – он был влюблен в кудрявую Лялю Белкину из параллельного класса. Потом она стала артисткой, довольно известной. Взяла псевдоним. Как-то я увидала ее на экране и сразу узнала. Раздобыла адрес. Мне хотелось отдать предназначенное ей письмо, которое нам переслали с фронта друзья брата, – Коля не успел его отправить…
Наверное, я пришла некстати. У нее были гости. Она пригласила меня к столу, но я отказалась. Я смотрела на нее глазами Коли. Она была еще хороша, в белой с манжетами нейлоновой блузке и узкой юбке. В черных туфлях на шпильках – тогда они только входили в моду.
Я протянула письмо. Она читала его, подняв бровь и шевеля губами. Прочитала и вернула его мне. Я удивилась, что она мне его вернула. Ведь я принесла ей это письмо насовсем.
– Как хорошо он писал! – сказала она. – У него был талант, я всегда ему говорила…
Ее ждали гости – в дверь все время заглядывали и слышался чей-то смех. Она сидела на краешке стула, печально склонив красивую голову. Мы обе молчали. Это была минута молчания в память Коли.
Я поднялась первая и стала прощаться.
– У меня было много его писем, – сказала она. – Куда-то все подевалось.
Выйдя на улицу, я долго шла по бульвару. Была осень, и листья шуршали под ногами. Я шла и повторяла про себя стихи Коли про осень, почему-то он считал, что из них может получиться песня.
Вновь журавли протрубили отбой, Снова по золоту ходим с тобой. Снова по золоту, бедному золоту, Пышному золоту ходим с тобой. Золото кленов, и лип, и берез, Золото радости, золото слез…Хорошо, что она мне вернула письмо. Я знаю его почти наизусть.
«Здравствуй, Лялька! Ты даже не представляешь себе, как я рад, что тебя приняли в театральное училище. Актер – он и поэт, и художник. Все, все искусство сочетает в себе актер! Ты будешь работать в театре, это – большое счастье. На нашей сцене этого великого театра военных действий пока антракт. Скоро начнется новое действие, в котором я постараюсь играть как можно лучше. Поверь, что в этой постановке я играю не последнюю роль, причем играю с душой!.. Я здоров, загорел, как негр. Все, действие начинается.