Советы юным леди по безупречной репутации

Ирвин Софи

Хотя граф избегал встречаться с ней глазами, у Элизы возникло такое чувство, словно он смотрит сквозь нее.

«Взгляните на меня! – хотелось ей закричать. – Я здесь, взгляните на меня!»

Но вместо этого она ответила чуть слышно, как мышка:

– Да.

Леди не кричат, каким бы основательным ни был повод.

Сомерсет кивнул, его лицо не выдавало никаких чувств. Наверное, испытывает облегчение? Должно быть.

– Если таково ваше желание, – сказал он.

Вовсе нет. Она хотела совсем другого. Но какой у нее оставался

выбор?

– Разумеется, вы можете воспользоваться для поездки любой каретой из имеющихся, – продолжил он. – И если вы решите взять с собой кого-то из домашних слуг…

– Вы очень добры, – сказала Элиза.

– Пустяки, – ответил граф, и, судя по голосу, он так и думал.

Может ли быть что-то более мучительным, чем это безразличие?

– Тем не менее примите мою благодарность, – настаивала Элиза.

Ненадолго воцарилось молчание.

– Вам нет необходимости меня благодарить, – наконец произнес Сомерсет тихо. – Это не более чем мой долг как главы семьи.

Вот что оказалось мучительнее безразличия – такое объяснение. Долг. Семья. Эти слова оставляли ожоги.

– Прощайте, моя дорогая леди Сомерсет, – пропела леди Селуин с преувеличенной сладостью, выплывая из двери. – Нет слов, чтобы передать нашу вам благодарность за гостеприимство.

– Прощайте, миледи, – даже не улыбнувшись, сказала миссис Кортни, куда менее искусная лицедейка, чем ее дочь.

– Отныне ведите себя прилично! – покачал пальцем перед носом Элизы лорд Селуин. – Вы же не хотите лишиться состояния?

– Селуин! – резко одернул его Сомерсет.

– Леди Сомерсет знает, что я просто шучу!

– Безусловно, знает, – поддакнула леди Селуин.

Она перевела взгляд с брата на Элизу, и лицо ее напряглось.

– Сомерсет, не поможешь мне сесть в карету?

– А твой муж для этого не сгодится, Августа? – мягко предложил граф. – Мне нужно обсудить с леди Сомерсет несколько вопросов.

Леди Селуин ужалила Элизу взглядом, словно та была во всем виновата, и неохотно удалилась вместе с мужем и матерью.

– На следующие две недели я уезжаю в город, – обратился Сомерсет к Элизе. – Если вам понадобится помощь, пожалуйста, пишите мне не колеблясь.

Она кивнула.

– Доброго дня, леди Сомерсет, – сказал граф, склоняясь над ее рукой.

– Лорд Сомерсет, – откликнулась она.

Была какая-то мрачная ирония в том, что теперь они носили одно имя. Жестокая насмешка судьбы над тем, что могло бы их соединить, если бы мать Элизы не стремилась так рьяно раздобыть для дочери титул… и если бы сама Элиза не сдалась так послушно перед материнской волей.

Когда Сомерсет выпрямился, их взгляды встретились. И то ли он ослабил бдительность теперь, когда собрался уезжать, то ли его ошеломила внезапная близость собеседницы, но маска невозмутимости соскользнула с его лица. На смену вежливому выражению пришло подавленное, даже страдальческое, а затянутая в перчатку рука судорожно сжала ладонь Элизы.

И она наконец ощутила, что ее по-настоящему видят.

Не просто смотрят сквозь нее, как на постороннюю, незнакомку, не измеряют взглядом, как неудобное препятствие, разобраться с которым велит долг, – но видят. Она – Элиза, он – Оливер, два человека, некогда знавшие друг друга настолько близко, насколько это возможно. И хотя пролетело не больше двух секунд, двух учащенных ударов пульса, Элизе почудилось, будто чьи-то пальцы проникли ей прямо в грудь и стиснули сердце.

– Сомерсет! Поторопись, старина!

И мгновение ушло. Оливер уронил ее руку, словно она его обожгла.

– Прощайте, мисс Бальфур, – поспешно произнес он. – Был рад увидеть вас обеих, хоть и желал бы, чтобы это случилось в более благоприятных обстоятельствах.

Он проворно сбежал по ступенькам и сел в карету.

– И я тоже, – прошептала Элиза, обращаясь к пустому пространству, оставленному графом после себя.

Как всегда, ответила запоздало.

– Вернемся в дом? – тихо предложила Маргарет, внимательно наблюдая за кузиной.

Подруги отправились в гостиную на втором этаже. Эта комната была наименее величественной во всем доме – драпировки поела моль, парчовая обивка выцвела. Но Элиза любила ее больше остальных, ибо на стене там висел морской пейзаж, написанный ее дедушкой. Он был художником высочайшего таланта, довольно знаменитым. Картину, изображавшую крохотную лодочку в холодном, непостижимом океане, привезла в Харфилд предыдущая графиня. Элиза находила в этом пейзаже утешение. Несокрушимое напоминание о тех золотых днях, которые она проводила в обществе дедушки, учась рисованию, – о простой поре детства, когда ее юбки были короче, а волосы распущены, когда она наивно верила, что пойдет по дедушкиным стопам и станет художницей.

– Могу я предложить вам чаю, миледи? – тихо спросил Перкинс.

– Думаю, нам нужно что-то значительно крепче чая, – провозгласила Маргарет, сбрасывая с головы кружевной чепец, а с ног атласные туфельки. – Капельку бренди, с вашего позволения!

Даже если Перкинса удивила такая не приличествующая леди просьба, он и бровью не повел. Ушел и довольно быстро вернулся, неся на подносе лучший коньяк покойного графа.

– Спасибо, – сказала Элиза, когда он налил обеим по дамской порции напитка.

Ей будет недоставать Перкинса после отъезда в Бальфур.

– Роскошно! – согласилась Маргарет.

Однако, стоило дворецкому удалиться, она потянулась к хрустальному графину и щедро наполнила бокалы до краев.

Больше всех Элизе будет недоставать Маргарет. Последние девять месяцев заточения в стенах Харфилда на самый строгий период траура показались бы бесконечными, если бы родственники не прислали к ней Маргарет составить компанию. Столь близкое соседство кузины и ближайшей подруги принесло нежданную радость после десяти лет разлуки, но теперь…