Совместно нажитое
Шрифт:
– Пить меньше надо, – Ганнушкин понимающе похихикал, велел себя беречь и не беспокоиться аж до понедельника.
Марина нажала отбой и тяжело вздохнула. Вот мужики! Если б она реально заболела, он бы сделал недовольную козью рожу, а так, иди, милая, похмеляйся, начальник тебя понимает.
Байкачаров, в свою очередь, позвонил своей секретарше и велел ей поменять ему билеты на вечерний поезд.
– Ну, вот! У нас теперь есть уйма времени, – сказал он, нажав отбой. – А не пора ли нам позавтракать?
– Пора! – согласилась
Когда она вернулась, в маленькой гостиной номера уже находился столик на колесиках с какими-то кастрюльками, а стол был сервирован к завтраку. За столом сидел Байкачаров и чего-то читал в своем смартфоне.
– Оперативно, – заметила Марина.
– Я бы не сказал, просто ты, наверное, ванную впервые увидела. Понравилось тебе там?
– О! Ещё бы! Мрамор повсюду! И горячая вода есть, и холодная! И фен!
– Я тебе говорил, что ты мне нравишься?
– Нет! Я думала, ты в меня влюбился до потери пульса.
– Это исключено.
– Ты женат?
– Упаси Господи!
– Но ты ж не этот? Почему, упаси Господи?
– Конечно, я не этот, ты сама знаешь, а упаси Господи, потому что был женат. Как говориться, плавали, знаем. Больше не повторится.
Во время этой беседы Марина уселась за стол, изучила содержимое кастрюлек, положила себе омлет, какой-то салат и приступила к поглощению пищи. Ела она с аппетитом, с удивлением отмечая у себя отсутствие каких-либо признаков похмелья.
– И что? Жена тебе изменила?
– Я похож на того, кому можно изменить?
– Вроде нет. А я похожа?
– Тоже нет.
– Вот видишь!
– Моя бывшая жена – самая злая женщина на свете, хоть и очень красивая, почти, как ты. Я из-за красоты её и терпел некоторое время, а потом не смог больше выдержать.
– Я слышала, татары вообще все злые, – сообщила Марина с набитым ртом.
– Это точно! Я, например, очень злой. Только жена моя бывшая совсем не татарка, а молдаванка.
– Ха! Хрен редьки не слаще. И чего ты хотел? Ты злой, жена злая – два сапога пара! Надо было вторую жену взять. У мусульман это не возбраняется.
– Я атеист.
– Беда какая. – Марина опять полезла в кастрюльку за добавкой.
– Я смотрю, у тебя хороший аппетит, – заметил он.
– У человека с чистой совестью всегда хороший аппетит.
– Что с Рукожопом своим думаешь делать?
– А чего с ним делать? – Марина пожала плечами. – Разводиться, конечно. «Пошлю его на небо за звездочкой…», – пропела она.
– А вот слуха у тебя нет.
– Зато мне никто никогда не скажет: «Вы ещё и поёте»!
– Ты очень изменилась за эту ночь.
– Лучше или хуже стала?
– Конечно, лучше.
– Значит, это ты на меня положительно влияешь. Благотворно.
– Ты не возражаешь, если я ещё немного на тебя повлияю.
– Велкам! Мне понравилось.
– Вот только сбегаю в аптеку. У меня презервативы
– Да ты виртуоз прямо! – восхитилась Марина. – Еще успевал презервативы надевать. Я и не заметила. А чего так мало взял?
– Я ж алкоголик, а не бабник. Ты забыла? – Байкачаров исчез в ванной.
Вернулся в джинсах и свитере. Это шло ему не меньше, чем костюм.
– Не уходи никуда, – сказал он, надевая пальто.
– И не собираюсь. – Марина налила себе кофе и водрузила ноги на стол. Оказывается не совсем она, как дура с намытой шеей. Вон, какой педикюр отличный. Ещё как пригодился. И эпиляция. Марина вспомнила вечер, ночь и утро с Байкачаровым, и по телу опять побежали мурашки. Как гласит народная мудрость, не было бы счастья, да несчастье помогло. Народ-скрепоносец в несчастьях разбирается лучше других народов.
Вернулся Байкачаров быстро с фирменным пакетом из дорогущего бутика, находящегося в здании отеля. Цены там были просто немыслимые, скидок не предусматривалось. Будучи финансистом, Марина понимала, что ценник в этих магазинах необоснованно задран ещё и в силу баснословной стоимости аренды помещений в самой «Европе», поэтому даже она с её семейным достатком никогда здешние бутики не посещала. Не любила переплачивать.
– Тут всё продумано для блага кобелирующих постояльцев, и презервативы продают, и цветы. Думал, цветов купить, но решил, что это пошло. Вот, возьми. Это тебе.
Он протянул ей пакет. Там оказался удивительной легкости и мягкости свитер. Марина скинула халат и натянула свитер на себя. Байкачаров угадал с размером. Грудь Марины в этом свитере выглядела невероятно сексуально и слегка воинственно.
– Эту вещь надо носить этикеткой наружу, – сказала Марина. – Чтобы все завидовали. Приезжай, пожалуйста, почаще.
– Разумеется, буду! Даже чаще, чем ты можешь предположить, но вот это слишком дорого, – сообщил он, притягивая Марину к себе и стаскивая с неё свитер. – Ты уж постарайся в следующий раз не обливаться текилой.
– Я облилась текилой?
– Ещё как! Я честно вчера пытался оттереть, но ты вертелась. Уж больно вёрткая.
Он показал, где и как он пытался оттереть, и Марина поняла, что небо в алмазах не за горами, мозги начали плавиться, но всё-таки спросила:
– А ты много презервативов купил, или опять придется за ними бежать?
– Заткнись уже!
Пообедали они в одном из ресторанов отеля. Марина фигурировала в новом свитере. Её блузка оказалась действительно залита текилой и заляпана чем-то ещё. После обеда Марина отвезла Байкачарова на вокзал, а при выходе из отеля он всё-таки купил ей цветы. Конечно, на прощанье он её поцеловал, и целовал бы ещё и ещё, держась за те самые колени, но дежуривший у вокзала сотрудник ГИБДД двинулся к машине Марины, и Байкачарову пришлось уматывать в свою Москву.