Совместное расследование
Шрифт:
Она вздрогнула, и ее щеки залились жарким румянцем.
— Но только после того, как мы снова занимались любовью, после того, как покормили ребенка в полпятого утра, я вспомнил все. Историю с усыновлением, наш план с вымышленным браком, чтобы одурачить Уилсона. Единственный провал в моей памяти — от столкновения до того момента, как я пришел в себя в больнице.
— Значит, когда мы гуляли утром, и во время встречи с отцом… и пикник… ты все помнил? — прошептала она.
Он утвердительно кивнул.
— Почему
— Я пытался. Ну, некоторым образом, — поправился он, когда она осуждающе взглянула на него. — Я же говорил, что тебе не стоит волноваться и что все будет хорошо. Я сказал, что ты моя и я никогда не отпущу тебя.
— Ты говорил это и до того, как твоя память вернулась, — напомнила Кортни. — Откуда мне было знать…
— Дело в том, что я не знал, как сказать тебе и как ты воспримешь эти новости. Возможно, я боялся, что ты испугаешься и сбежишь.
Они уже были в спальне Мишель. Кортни так тряслась, что едва могла стоять. Она уставилась на смятую постель, и ее румянец стал ярче. О, она действительно что-то здесь прервала. И тут Бартон, сиамский кот, появился из-под кровати, поприветствовал их громким мяуканьем и прыгнул на подушку. Кортни не отводила взгляда от кота, загадочно смотревшего ей в глаза.
— Вернемся в гостиную, — предложил Коннор. — Здесь у меня слишком много соперников, отвлекающих твое внимание.
Он потянулся к Саре.
— Дай ее мне.
Глаза Кортни наполнились слезами.
— Я не отдам ее, Коннор, — прошептала , она.
Он внимательно посмотрел на нее, взял Сару и вышел в гостиную. Кортни последовала за ним. Он вынул одеяло из сумки, расстелил его на софе, затем осторожно уложил Сару и подоткнул аккуратно одеяло вокруг нее.
После он медленно выпрямился и повернулся к Кортни:
— Почему ты оставила меня? Нет, лучше сказать: почему ты сбежала от меня? Потому что ты именно сбежала, Кортни.
— У меня не было другого выхода! — проговорила она, подавляя рыдания. — Я не могла сказать тебе правду, боялась, что ты придешь в бешенство. Но рано или поздно ты бы все узнал и возненавидел меня.
— Никогда не слышал большей глупости! — Его глаза сверкали. — Я же сказал, что люблю тебя, и ты ответила, что любишь. Что может быть реальнее?
— Но ты думал, что мы женаты! Выражение его лица смягчилось.
— И тебе казалось, что я не захочу тебя, когда вспомню, что это не так? — Он подошел ближе и запустил пальцы в ее темные шелковистые волосы. Его голос стал тише. — И маленькая Цыганочка собралась и уехала?
— У меня не было другого выхода, — повторила она, смахивая слезы. — До катастрофы единственное, чего ты точно не хотел, — это быть женатым. Ты настаивал на том, чтобы я вернула ребенка Ноллеру, и обвинил меня в том, что я пытаюсь заманить тебя в ловушку…
— Это было до того, как в меня вбили немного здравого смысла. — Он вдруг засмеялся. —
— Не шути так! — Кортни передразнив. — Ужасно было видеть, как ты лежишь там в больнице без сознания.
— Что возвращает нас к понятной лишь посвященным теории избирательной амнезии доктора Аммона. Мой внутренний конфликт — это война с самим собой из-за тебя, малышка. Ты была всем, что я хотел, всем, что мне было необходимо…
— И всем, чего ты избегал всю свою сознательную жизнь, — закончила она, поднимая на него огромные бархатные глаза. Она обвила его руками и, прижалась к нему.
— Я был идиотом, а эта автокатастрофа дала мне шанс узнать, как чудесно быть твоим мужем и отцом Сары. — Его руки крепко сжали ее, словно успокаивая. Его губы, теплые, нежные, ласкали ее виски, шею. Это было чистое блаженство. — Выходи за меня замуж. Цыганочка. Я хочу заменить это фальшивое кольцо настоящим. Я хочу любить тебя и быть с тобой до конца жизни, — он улыбнулся, глядя ей в глаза. — Я хочу смеяться с тобой, бороться с тобой, играть с тобой во всевозможные игры, ездить на эти глупые пикники… Господи, спаси меня. Цыганочка! Скажи «да».
— Да! О да, Коннор! — Она улыбалась ему сквозь слезы. — Это как чудесный сон, превращающийся в явь! Я так люблю тебя. Я хочу быть твоей женой, растить наших детей…
— Но мы должны пожениться немедленно, поскольку у нас уже есть первенец. — Коннор посерьезнел. — Кортни, мы должны пройти все официальные каналы и удостовериться, что удочерение Сары абсолютно законно.
— Нам ведь не придется отдавать ее? Даже на время?
— Нет, милая, не придется, — он широко улыбнулся. — Мой отец уже принял все необходимые меры. У нас есть первоклассный и высоконравственный адвокат.
— Что возвращает нас к вопросу об Уилсоне Ноллере, — вздохнула Кортни.
— Я все рассказал о нем отцу. Он был потрясен и тут же позвонил Ноллеру. С этого дня он должен переориентировать свою деятельность и больше не заниматься усыновлениями. Никогда. У моего отца есть «сторожевые псы», которые проследят за этим.
— Значит, в конце концов с мошенничеством Ноллера покончено, — задумчиво сказала Кортни. — Темой газетного материала он не станет, но и детей продавать больше не будет. Он сильно зол на нас?
— Да нет. Уилсон не дурак. Он знает, что лучше быть другом Тримэйнов, чем их врагом.
— Тримэйнов, — тихо отозвалась она. — Ты наконец примирился с отцом, своим настоящим отцом. Я так рада за вас обоих, Коннор.
— Я еще не решил, прибавлять ли Тримэйн к своей фамилии или остаться Маккеем. Что ты предпочитаешь?
Кортни улыбнулась.
— Чтобы ты сам принял решение.
— Я хочу принять пост в «Тримэйн инкорпорейтед», предложенный отцом. Если не получится, найду какую-нибудь другую работу — в качестве адвоката, — подчеркнул он.