Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Шрифт:
Б. Н. в самолете на обратном пути был откровенен и рассказал, что идеология и классовый подход в отношении Югославии в 1948 году — чистая липа. Просто Тито оказался слишком знаменитым! И Сталин сказал: «Пальцем шевельну — и его не будет».
Долго рассказывал нам о деле Сланского. Сам расследовал потом (после 1953 года), разговаривал с теми, кто вел следствие (кгбэшники): и как на духу признали, что все — чистый фарс.
О Ласло Райке: все очень просто — воевал в Испании, а в 1948 году где-то случайно встретился с каким-то сербом, с которым вместе воевал в интербригаде. Вот и дело готово: «заговор».
Разошелся наш старик (Пономарев). И
Ноябрьский Пленум ЦК и сессия Верховного Совета. Опять все то же самое. «Лучше работать». Старческие призывы. И уже ни у кого охоты нет выступать хоть на 10 % откровенно, взывать, критиковать. Бессмысленно. А между тем по Москве идут разговоры «о цыгане». Это любовник дочери Брежнева. Давний. Муж — Чурбанов, которого сделали первым замом МВД и кандидатом в члены ЦК, в курсе и, конечно, терпит. Но этот цыган попался (в составе шайки) на валютных операциях с заграницей. Завели было дело. И вдруг. дело закрыли, а цыгана устроили артистом в Большой театр. Очень похоже, что не сплетня, учитывая любвиобилие Генерального по родственной части.
Навесили друг другу значки — «50-летие пребывания в КПСС».
Рок-опера в Театре Ленинского комсомола «Юнона и Авось» по Вознесенскому. Талантливо, мощно, модерно-патриотично. Россия не погибнет, потому что при каждом кризисе она впадает в патриотизм, почти фанатичный.
Визит в Бонн.
Переговоры в Женеве о сокращении вооружений. О чем речь, когда 40 % нашего национального дохода идет на военно-промышленный комплекс. И необратимо. Вот в чем вопрос. Ибо — завоёвывать нас никто не собирается. Статья знаменитого Кеннана (мол, образумьтесь! О каких ценностях и тут и там вы печетесь? Что и вы, и они можете предъявить друг другу действительно заслуживающего того, за что стоило бы умереть!).
Ходил в Манеж на выставку, посвященную 40-летию битвы за Москву. Жиденько. Самое интересное — фото. Живописного (современного для 1941-45) мало, по обстоятельствам времени. То, что написано сейчас, ходульно и нелепо — в нынешней эпигонско-условной манере. И половина выставки опять же посвящена Брежневу. Это ужасно, прежде всего с эстетической и этической точки зрения.
Сегодня Ярузельский объявил военное положение в Польше. Что-то будет? Но, кажется, сделано квалифицированно и выбран момент. Весь мир, наверно, беснуется. Думаю, однако, что сработает эффект Пилсудского. Недаром в недавней речи Ольшовский напомнил, почему пала шляхетская Польша.
Прочитал роман Евтушенко в № 10 «Москвы». Переложил на прозу все то, что 27 лет писал в стихах. Что бы там ни говорили и как бы ни поджимали губки, это общественная акция с очень смелыми, открытыми, хотя и банальными мыслями о нашем современном состоянии. Чем бы он ни руководствовался, писатель должен выглядеть честным, иначе он не выполняет свою роль. Таков и есть Евтушенко. Он хочет дойти до конца, оставаясь самим собой.
Ю. Трифонов «Время и место», роман в 9-10 №№ «Дружбы народов». Талантливая ностальгия, не преодоленный комплекс переживания сталинизма. Но это уже скучно. Трифонову не хватило социального дыхания, в этом отношении он куда как слабее
Увлекаюсь Коллингвудом («Идея истории»). Поразительно умная книга. И еще поразительнее то, что мне рассказал сегодня Карякин: он получил письмо от Дезьки, который пишет, что тоже увлекся Коллингвудом. Юрка заключил: если не сговорились, значит это потому, что «из одного лицея».
Заставили меня делать доклад на очередном партсобрании Отдела по ноябрьскому Пленуму ЦК. Опять, уже в третий раз, я буду блистать пессимизмом, этим и нравлюсь, сообщая то, что в печать на эту тему не попало. А заниматься демагогией не могу.
Попалась под руку купленная в ЦК'овском киоске в 1963 году единственная книжечка стихов Коржавина. Стал опять листать. До слез сильные вещи — особенно о России, о Бородино, о русской интеллигенции, о патриотизме. И этот поэт стал диссидентом, уехал, загубил свой огромный талант. еврей, заглянувший в суть нашей великой истории, воспринявший Россию, как свое, главное, неповторимое и великое и вот, пожалуйста, «разбился о быт».
Статья о Бодлэре в сборнике 1970 года, «Цветы зла».
Я в отпуску. Но выполнял просьбу Б. Н. — прошелся по рукописи, которую он хочет издать в США (и уже нашел издателя) — о научном коммунизме. Местами даже любопытно. По большей части примитив на уровне вузовского учебного пособия. Но для Запада может оказаться интересной: что думают сами московские коммунисты (один из руководителей команды), о марксизме-ленинизме сегодня.
В общем он ухватил потребности рынка. Набирает и набирает сочинения, чтоб остаться в истории. А из 325 страниц им самим там написано едва ли десяток. Ковальский был «бригадиром». Я вызывал Амбарцумова, Вахромеева. Кто-то и без моего ведома руку прикладывал, изображалось это, как поручение ЦК и, конечно, не говорилось, что для книги («авторской») Пономарева. С миру по сосенке. и получилась еще одна книжка в его уже шести томном собрании сочинений.
Методика свидетельствует не только о его личном презрении к людям, но и об общей атмосфере — когда считается нормальным писать для начальства, а начальству — в открытую заказывать, даже требовать и не стесняться признавать, что это не самим им написано.
75-летие Брежнева — всесоюзное и даже интернациональное бесстыдство. Если сопоставить, что было ровно 30 лет назад по случаю 70-летия Сталина, то последний покажется величайшим скромником. Только что не было слов «вождь» и «великий». Все остальное — много больше, чем выдавалось Иосифу Виссарионовичу. «Титанический труд на благо народа». это произносится на фоне, когда даже в Москве нет масла, когда с полок магазинов убрали конфеты, чтоб осталось, что продавать в самый канун Нового года, когда в столице запрещено продавать больше двух батонов хлеба в одни руки, полкило колбасы, если она вообще появляется и проч.
Послесловие к 1981 году
Это год XXVI съезда КПСС. Вся суета с его подготовкой (в которой пришлось участвовать и автору записей) лишний раз обнажила бюрократически-искусственный характер этого события с заранее детально проработанным результатом. Чистая символика, освященная традицией Великой Революции, но она много значила для миллионов членов партии, которые таким образом демонстрировали свой особый статус в обществе. И для самого этого общества, привыкшего к институту гегемонии, «решающей роли», съезд «ленинской партии» всегда был знаком надежды.