Совместный номер. Противостояние
Шрифт:
На паре у мистера Горди мы ведем дискуссию о произведении Шекспира "Гамлет" и в очередной раз новая рецензия добавлена в мой дневник. Следующую пару я просто просиживаю штаны, так как история - наука о фактах и ее просто нужно знать. Скучно нереально. Даже моя усидчивость дает трещину, а терпение уходит и тает невесомым облачком. Наконец, четвертая пара – грамматика и этика. Голова, кажется, уже скоро лопнет от полученного за сегодня объема информации и я уже половину фильтрую на входе. Так, это нужно, это тоже, а вот это, пожалуй, мне в жизни и не понадобится. Тяжело вздохнув, я посматриваю на часы в томительном
– Кэвин. Что-то случилось? Я же просила еще утром мне не звонить, или ты уже забыл, о чем мы договаривались утром?
– Кирс!
– я слышу сильно напуганный голос младшего брата, - мама, ей снова плохо.
Маме плохо. Снова! Мы так надеялись, что приступы прекратятся, но ей становится только хуже. Уровень тревоги поднимается во мне на несколько уровней, руки подрагивают, а адреналин разгоняет кровь и пульс дико пускается вскачь.
– Плохо? Снова был приступ? Насколько плохо?
– Я не знаю Кирс, но мне страшно.
– Дрожащим голосом говорит он, всхлипывая.
– Кэвин вызывай 911, я сейчас буду.
– Завершаю вызов и забегаю в аудиторию, на трясущихся ногах подбежав к миссис Флэтчер. Нужно срочно везти маму в больницу. И с ней Кэвин, совсем один. Мне нужно быть там, рядом с ними.
– Миссис Флэтчер, я прошу прощения, звонил мой брат. Моей матери плохо и он вызвал скорую. Я перепишу конспект у Рэйчел Смолс. Отпустите меня, пожалуйста!
– Да, конечно, только я сообщу, что вы отпросились на вашем отделении.
– Да, я потом все сдам, - добавляю я уже вслух, подбегая к своей сумке и небрежно забрасывая трясущимися руками в нее свой конспект и вещи. Я глубоко дышу, стараясь сильно не выдавать свою тревогу, но на глаза начинают наворачиваться слёзы. На секунду я зажмуриваюсь, прогоняя подступающие слёзы и панику. Опять делаю глубокий, но уже судорожный вдох с тихим всхлипом. Так, соберись Кирстен!
– Ты куда? – шепотом спрашивает Рэйчел, хватая меня за руку.
– Кэвин звонил, маме плохо, и, по-видимому, на этот раз все серьезно. Я смахиваю слезинку, скатывающуюся по щеке, смотря на подругу. Рэйчел округляет глаза.
– Я тебе вечером позвоню.
– Ок, - хватаю сумку и бегу из аудитории. Сейчас мне необходимо добраться до дома, как можно быстрее. Там Кэвин и ему страшно, не меньше, а даже больше чем мне. Он беспомощен и не знает, что делать. Да и я тоже.
Выбегаю из здания университета на крыльцо и на пару секунд останавливаюсь сделать глоток свежего воздуха. Осенний прохладный ветерок обдувает мои слёзы, тихонько скатывающиеся сами по себе. Сделав пару очищающих вдохов, бегу по лестнице вниз к своей машине, стараясь в спешке не подвернуть ногу. Достаю из кармана мобильный, и на ходу набираю Кэвина.
– Кэвин? Ты звонил в скорую? Как мама?
–
– Кэвин, не волнуйся, позвони бабушке, а я сейчас поеду в больницу.
– Хорошо, я всё сделаю. Только ты быстрее давай!
– Я уже возле машины. Всё будет хорошо, слышишь?! - я и сама не знаю, говорю ли я правду, ведь маме последнее время становилось только хуже. Но брат, несмотря на одолеваемый страх, сделал всё, как нужно. Ему ничего объяснять дважды не нужно. Он умный и рассудительный. Кэвину всего двенадцать, но он быстро повзрослел, когда родители расстались. Впрочем, мы оба стали взрослыми и самостоятельными после развода родителей.
Я сажусь в наш старенький Форд темно-коричневого цвета и еду в больницу. Этот форд принадлежал еще маме, но когда у неё начались проблемы с сердцем, она отдала машину мне. Получив права, я стала полноправной хозяйкой машины. Она старовата, но имеет вполне ухоженный вид: покрашена, диски и колпаки на ней новые; мы обновили зеркала и фары, обтянули сидения в салоне новым материалом и поставили новый приёмник. Я часто мою машину и она чистая. Хоть ей и много лет, но выглядит она опрятно и очень достойно.
Полчаса мимо перекрестков и светофоров показались вечностью, и вот, наконец, я в городском госпитале. В коридоре суета: завозят больного с капельницей, несколько медсестер бегут в лифт, медбрат проносит мимо меня большой контейнер, и несколько человек, обеспокоенно стоят возле решепшена, куда нужно и мне. Запыхавшись подбегаю к ресепшену неотложки и перевожу дыхание. Люди немного отходят в сторону. На меня из под очков поднимает строгий и внимательный взгляд медсестра.
– Здравствуйте! Сюда должны были привезти Мелани Флорес.
– Одну минуту, - она смотрит в монитор, - да, есть такая. Отделение интенсивной терапии. А вы кто?
– Я Кирстен Флорес - дочь.
– Посидите в комнате ожидания, я вызову вашего врача, - она рукой указывает в сторону и я провожу взглядом за ней.
Натужно сглатываю и иду в комнату, на которую указала медсестра. Ожидание – это самое ужасное, что может быть. Открываю дверь и осматриваюсь. Да уж, обстановка желает лучшего. С сарказмом замечаю, что это отличный набор для того, чтобы сойти с ума. Нет, на самом деле комната вполне сносно обставлена: в ней есть диван, столик со стопкой журналов, колба с водой и упаковка одноразовых стаканчиков, но когда ты не знаешь, чего ждёшь - это угнетает, разбивая твои границы самоконтроля. И никакие журналы не помогут отвлечься от ожидания неизвестного. Тяжело вздыхаю, сомкнув веки, и тихо опускаюсь на диван. Остается только ждать.
Я от безысходности хожу по комнате, заламывая руки и про себя считая каждый шаг. Тревога бьет барабанной дробью по вискам, а в груди сжимает. И снова падаю на диван, потирая от волнения лицо и ладони. В тяжелом ожидании прошло сорок минут, и в комнату вошёл мужчина лет сорока.
– Вы Кирстен?
– Да, - встаю с дивана, приветствуя врача. Уверенным шагом высокий, темноволосый, со светлыми серыми глазами стройный мужчина в белом халате с бейджем и повязкой, приспущенной на подбородке, подходит ко мне с листком бумаги. Его уверенность и решительность в голосе выдают его немалый врачебный опыт и практику.