Совок 11
Шрифт:
— Я не понимаю, Евгений Фёдорович! — нахохлился он обиженно, — Мне была поставлена задача и я её выполнил! В отношении лейтенанта Корнеева было возбуждено дело и он был помещен в ИВС! В том, что подчинённые товарища Данкова не смогли реализовать в отношении него свои мероприятия, вины прокуратуры нет!
— О каких трупах идёт речь? — оставив без внимания спич прокурора, нахмурился Первый секретарь обкома, — При чем тут какие-то трупы, генерал? — удивлённо выкатил он глаза на милицейского начальника.
Данков, поморщившись, словно он надкусил лимон, дерзко поднял глаза на партийную совесть области. И неожиданно для
— Обыкновенные трупы, товарищ Игнатов! — Анатолий Евсеевич и полковник Дубянский, не посчитав нужным известить меня, решили с помощью двух уголовников расспросить следователя Корнеева. Насколько я понимаю, о том, чьи неофициальные указания он выполнял, расследуя уголовное дело по ликёро-водочному заводу. Для этого они, нарушив закон и все инструкции МВД, поместили лейтенанта в одну камеру с этими уголовниками. В результате, насколько мне известно, новых знаний по интересующим вопросам, от Корнеева получено не было. Зато мы имеем двух мёртвых жуликов!
— Еще раз, Анатолий Евсеевич, позвольте вас спросить, как мы этих жмуров списывать станем? — играя желваками, сквозь зубы поинтересовался Данков у прокурора, — Особенно, если лейтенант Корнеев ко всей этой истории отнесётся без понимания и молчать не захочет? — безжалостно закончил генерал-майор Данков.
А слева стоял и тихо радовался своей относительной непричастности к большому общему делу полковник Мартынов.
Глава 5
— Позвольте, генерал! Что за тон?! — возмутился областной прокурор, — Обе смерти уголовников произошли в зоне вашей ответственности! Повторяю, вашей! Один умер насильственной смертью в ИВС, а второй повесился в закрытой больнице. В больнице УИН! Управления исполнения наказания! — поворотился он с угодливыми пояснениями к Первому, а затем снова обернулся к Данкову, — Которое, хочу вам еще раз напомнить, находится в вашем прямом подчинении!
Выпалив обличающее Данкова заявление практически на одном дыхании, прокурор опять обернулся на Первого секретаря. И было непонятно, хотел он заручиться поддержкой Игнатова или просто увидеть в его глазах какое-то одобрение. Хотя бы за то, что поставил на место вконец обнаглевшего генерала.
Однако глаза у чести, ума и совести прогрессивной, но немного застойной эпохи, были холодны. Ничего, кроме безучастного любопытства они не выражали. Да, товарищ Игнатов наблюдал весь этот паноптикум с живым интересом, но проявлять какого-то своего отношения к его участникам не торопился.
Подстраиваясь под главного обкомовского руководителя, доблестный полковник госбезопасности в свою очередь, так же вёл себя благоразумно. То есть, изображал ветошь. Старательно давая всем понять, что в этой неблаговидной истории он всего лишь сторонний наблюдатель. И, что ко всем возмутительным безобразиям, творящимся в милиции и прокуратуре данного региона, отношения он никакого не имеет.
— И не нужно свои грехи вешать на прокуратуру, генерал! — уважительно косясь на Игнатова, не погнушался окончательно пригвоздить Данкова к позорному столбу областной прокурор.
Но отвязавшийся начальник УВД, как и недавно сам Анатолий Евсеевич Фролов, тоже покачал головой. Только сделал он это как-то по-другому. Совсем не благообразно и без соответствия генеральскому
— За своё я отвечу, Анатолий Евсеевич! — медленно и не напирая на голос, произнёс он, — В этом вы можете не сомневаться! Но и чужого брать на себя я тоже не хочу! В этом вы тоже можете быть уверены! Вы же не думаете, что работники ИВС и этот скурвившийся идиот Дубянский лично вас выгораживать будут? Да еще ценой своей свободы? А? Анатолий Евсеевич?
Государственный советник юстиции третьего класса, до этих слов пытавшийся уклониться от взгляда Данкова, вдруг замер и захлопал ресницами. Как матерно обруганная извозчиком гимназистка из приличной купеческой семьи. Он был готов уже вспылить и поставить на место милицейского хама. Однако смог сдержаться и перевести свои, полные обиды, глаза на Первого секретаря. Но был в очередной раз разочарован, потому как сочувствия там не встретил.
— Евгений Фёдорович, должен вам доложить, что силами Инспекции по личному составу областного УВД мы провели предварительную служебную проверку! В результате которой было выявлен ряд нарушений действующего законодательства и должностных инструкций. А так же были зафиксированы незаконные действия должностных лиц УВД в отношении лейтенанта Корнеева! Оценку действий органов прокуратуры, я уверен, даст их вышестоящая инстанция.
Всё так же медленно и четко проговаривая каждое слово, обратился к Игнатову милицейский генерал.
— Скажу больше, среди прочего мы получили информацию о том, что так называемая тётка Корнеева, некая Левенштейн Пана Борисовна состоит в близкой дружеской связи с товарищем Пельше.
Напоследок вывалив во всеуслышание эту кошмарную новость, начальник областной милиции самовольно уселся на свой стул. Теперь в кабинете сидели трое, он, Первый секретарь и, казавшийся бесчувственным, облпрокурор.
— Погодите, генерал, это какого такого Пельше? — неожиданно для самого себя тоже немного обмяк телом и посерел лицом Первый секретарь. В глубине души очень надеясь, что ослышался и не совсем точно понял милиционера.
— Да, того самого Пельше, Евгений Фёдорович! Арвид Янович, который! — безжалостно продолжил добивать его Данков, — Он еще член Политбюро и Председатель КПК по совместительству. В вашей приёмной его портрет висит! Слева и чуть ниже Леонида Ильича! — не без злорадства добавил бессовестно повеселевший мент.
— Вот поэтому я еще раз всем присутствующим ответственно заявляю, что давить на Корнеева нецелесообразно! Боком это может выйти! — уже вполне серьёзно добавил он.
Еще на середине данковского монолога с прокурорской стороны послышался болезненный выдох. Будто бы после тяжелой и продолжительной болезни чья-то престарелая бабушка испустила дух. Все посмотрели на Фролова. А он уже не стоял, он уже опустился на стул и растёкся по нему, как жидкое тесто по блинной сковородке. Стеклянные бельмы государственного советника юстиции ничего не выражали. Даже прежнего уважения к Первому секретарю обкома КПСС товарищу Игнатову в них не было. Товарищ Фролов смотрел сквозь суровую советскую действительность в бескрайнюю даль и внимания ни на кого не обращал.