Совок 11
Шрифт:
Глава 9
— Это ты, что ли комсомолец?! Наглец ты, а не комсомолец! Давай-ка ты, Корнеев, не забывайся и веди себя соответственно, не доводи меня до греха! — сверкнул не по возрасту ярко синими глазами коммунистический лидер, — Поведай лучше, ты откуда взялся такой смелый? И скажи мне, кто стоит за тобой? Ты же не сам по себе всё это паскудство против меня затеял?
Глядя, как мой собеседник уже более осторожно отпивает из стакана свой чай, я прикидывал, как побыстрее его сподвигнуть на приступ неконтролируемой откровенности. Чтобы затем уже после всего от него услышанного и не затягивая, покинуть этот кабинет.
Из претензий и расспросов данного руководящего товарища мне хотелось получить максимум полезной информации. И вместе с этим, извернуться, и попытаться убедить партийца кое в чём. А, если откровеннее, то в правильной версии проистекающих вокруг него событий. Для меня правильной. И было бы уже совсем хорошо, чтобы до выгодной мне «правды» он дошел самостоятельно. Как бы своим умом. Чтобы «просчитав» меня, он для себя всё понял. Понял, что, если даже кто-то и использовал меня, дурачка скудоумного против него, великомудрого Матыцына, то только втёмную. Непременно втёмную. Как торпеду. Кровь не только из носа, но и все выделения из прочих физиологических отверстий, а для этого мне надо всерьёз расстараться. И обставить это так, чтобы мудрый товарищ Матыцын выбросил из головы все ненужные мне сомнения. И надёжно уверился в моей юношеской инфантильности. Чтобы он поверил, что наглец Корнеев хоть нагл и зубаст не по годам, но в силу своих юных лет пока еще не является самостоятельно мыслящим игроком.
— Не понимаю я вас, Валентин Павлович! — осторожно решил я для начала немного пококетничать и покочевряжиться. — Если бы у меня были какие-то серьёзные связи, разве бы я в районе сейчас прозябал? Вы поймите, я не злой гений и не интриган! Я, как и вы, точно такая же жертва! Мне это уголовное дело по хищениям на ЛВЗ, как я понимаю, для моей же погибели подсунули! Хотя и не понимаю, кому я успел дорогу перейти! Вы, товарищ Матыцын, просто-напросто спросите у знающих людей и вам ответят, что никак оно мне не должно было попасть! Ни по сроку моей службы, ни по моей малой квалификации начинающего следователя! Со всей ответственностью заверяю вас в этом! — недоумённо скривив губы, прикинулся я обиженным недорослем. — Такого уровня дела обычно в УВД расследуют. И даже не в городском, а в областном! Так что вы бы лучше выяснили, кто это так распорядился, чтобы мне тот гнилой материал отписали! — для придания достоверности своим словам я возмущенно подёргал лицом, выказывая своё расстройство и детскую сердитость.
Мне и на самом деле было интересно, кто, и какими мотивами руководствовался, спихивая уголовное дело по «ликёрке» на меня. А еще я понимал, что времени на все озвученные мной проверки у Второго секретаря попросту нет. И, скорее всего, уже не будет. Он тоже прекрасно осознавал отсутствие у него времени. Но знать о моём понимании этого печального обстоятельства не мог. Как бы оно там ни было, а по всем имеющимся признакам я для него всего лишь пацан и не более того. Да, шустрый и да, наглый, но таки пацан. Который никак не может быть ему равным ни по уму, ни по опыту аппаратных интриг. Просто в силу своего возраста не может.
— А, что?! И выясню! — с подозрением разглядывая меня, сурово пообещал товарищ Матыцын, — Ты даже не сомневайся, Корнеев, я тебя обязательно выведу на чистую воду! Я обязательно всё выясню!
— Да разве ж я против, Валентин Павлович, выводите и выясняйте! — не выражая ни тревоги, ни беспокойства, легко согласился я, — Но еще раз повторяю, вы не там подвох ищете! И врага во мне вы тоже
Секунду назад отвлёкшийся на поглощение чая Матыцын, вновь насторожился и замер. А потом медленно поднял на меня глаза, пытаясь распознать в моих словах скрытый смысл и коварную попытку ввести его в заблуждение.
— Что ты имеешь в виду, Корнеев? Говори! — его ярко синие глаза юного пионера застыли в хищном прищуре.
Пришлось собраться и постараться не проявить ответных эмоций. Дабы не подтвердить небеспочвенного его недоверия. Я без труда удержал на своём лице смесь обиды и библейского безгрешия. Всем своим видом показывая, как тягостно мне переносить последствия непонятных мне и уже состоявшихся интриг. Навлёкших на меня, столь обидное для комсомольца, недоверие областной партийной организации.
— Думаешь, я не знаю, что это Копылов тебя науськивает? — приоткрыл завесу над своей осведомлённостью партийный секретарь. — Дочку свою тебе подсунул и в зятья тебя тянет. Ты даже не сомневайся, Корнеев, я давно уже всё про тебя знаю! Так, что ты лапшу мне на уши не вешай, не трать время ни моё, ни своё!
Я вскинул на оппонента насмешливый взгляд. И не удержавшись, иронически ухмыльнулся. Проявляя тем самым не только очередной всплеск нахальства, но и молодецкой лихости и несдержанности. В виде воды, которая не держится в моей заднице.
— Неверная у вас информация, Валентин Павлович! — наверное, слишком уж неуважительно скривил я физиономию, — Извините, но уж очень узко вы мыслите! Я бы даже сказал, примитивно! При вашем-то непревзойдённом опыте!
— Чегооо? — скорее удивлённо, чем обиженно протянул мой контрагент по иезуитской беседе, — Ты что себе позволяешь, паскудник недоношенный?! Это я-то примитивно мыслю? А ну пошел вон отсюда, пащенок!
Стакан с чаем взбешенный Матыцын пожалел. Зато не пощадил перекидной календарь. Схватив правой рукой зелёный булыжник, он швырнул его в меня. Увернуться я успел, но острых ощущений от прошуршавшего мимо головы девайса хапнул от души. Глухо грохнувшившийся о красный ковёр массивный численник дал понять, что мне несказанно повезло. Бронза и малахит, из которых он, помимо бумаги, был изготовлен, оказались настоящими, и потому полновесными.
— Пошел вон, стервец, я сказал! Вон отсюда! — продолжал громогласно настаивать на моём уходе обкомовский начальник, — Всё, доигрался ты, гадёныш, п#здец тебе! И Копылову твоему тоже п#здец! Так ему и передай!
Похоже, и впрямь я немного заигрался. Лишканул и перегнул палку, как говорится. Хотя вроде бы ничего и не предвещало. Да, если честно, то и не сказал я ничего такого, чтобы вот так на меня вдруг обидеться! А, может, у этих утонченных нетрадиционных эстетов, как и у женщин, не те дни иногда случаются? Когда они становятся аномально нервными и гормонально непредсказуемыми? И вместо тарелок на кухне, календарями в своих кабинетах швыряются?
— Напрасно вы, Валентин Павлович, тяжелыми предметами в мою голову угодить пытаетесь! — опасливо косясь на красномордого Матыцына, покачал я головой, — И на Сергея Степановича вы тоже зря сердитесь! Он, между прочим, точно так же, как и вы пострадал от уголовного дела по этому чертову ЛВЗ! И тоже голову ломает, пытается понять, кто его так подставил!
В налившихся кровью бычьих глазах Второго секретаря тускло промелькнуло неуверенное удивление. Он всё еще продолжал дышать, словно только что пробежал стометровку, но в его взгляд уже начало возвращаться здравомыслие.