Совок 2
Шрифт:
Наверное, я опять увлекся и уже в который раз за последние дни переборщил с этим простодушием. По лицу Данилина я увидел, что он рассмотрел и понял некоторую мою неискренность. Его лицо затвердело, маска строгого, но справедливого дяденьки уступила место привычному отражению ума и начальственной жесткости.
— Чего ты хочешь? Жизнь Ахмедханову сломать? — Данилин прикурил сигарету и, выйдя из-за стола, подошел к окну. На меня он старался не смотреть пуще прежнего.
— Хочу спокойно работать. Я, товарищ майор, Ахмедханову ничего не должен. Куражиться надо мной он больше не будет. На то у меня есть свои прямые
— Тебе не нужно ходить к Копылову. И ни к кому по этому поводу тебе ходить не нужно. И будет лучше, если ты забудешь об этом инциденте. А Ахмедханов тебя оставит в покое, это я тебе обещаю! — Данилин повернулся ко мне лицом.
Наступил критический момент и бездарно слить достигнутое преимущество было бы обидно. Но я и не собирался ничего сливать. Для проявления такой глупости я был слишком стар. Очень стар. Суперстар.
— Ничего не получится, Алексей Константинович. Мы оба с вами знаем, что Талгат Расулович меня сожрет. Не сейчас, чуть позже, но обязательно сожрет. А вот нехорошая информация про сегодняшнее и так обязательно уйдет из отделения. Даже без моего малейшего участия. Слишком уж много людей наблюдали это антиленинское безобразие, — при слове "антиленинское", старший товарищ дернулся, как от удара током.
А я продолжил.
— Ахмедханов мастер врагов наживать. Сдадут его. Вы же сами это понимаете, — конкретизировать относительно Алдаровой я даже не стал, рассудив, что эти бесхитростные пазлы он уже и сам сложил.
Данилин сверлил меня злым взглядом и молчал. Как бы он не переоценил мое желание поскандалить слишком громко. Судя по всему, он уже благоразумно переживал не столько за Ахмедханова, сколько за себя. Пока он не наговорил непоправимого и, соответственно, необратимого, я начал выдавать свои разумные предложения.
— Если Талгата Расуловича на партийном собрании накажут выговором за слабое знание ленинского наследия, а также за недостаточное применение ленинских принципов в руководстве подчиненными и он, в порядке самокритики, сам напишет рапорт о переводе в простые следователи, тогда я не пойду к Копылову, — я выдохнул длинную тираду-приговор.
Данилин вернулся на свое место и потянулся за сигаретами.
— Корнеев, в этом отделении я начальник! — закурив, произнес он, все также не глядя в мою сторону. — И ты у меня под ногами не путайся, на голову наступлю! — я понял, что карьера джигита посыпалась. Списал его начальник из своих замов. Как есть, списал! Я выдохнул.
— Товарищ майор, да нет у меня никаких лишних амбиций! Я вообще не рвался сюда, меня к вам из кадров городского УВД направили. Вы при желании в этом сами можете убедиться. И потом, Алексей Константинович, в чем моя вина? В том, что я не дал Ахмедханову себя гнобить ни за что? — доверительно обратился я к старшему товарищу с вопросами, на которые, впрочем, и не ждал ответов. Надо сглаживать концовку разговора, во врагах мне Данилин уж точно никак не нужен.
— Иди, Корнеев, устал я от тебя, — начальник опять смотрел в окно на сумрачную улицу.
Я покорно встал и зашагал к выходу.
Окончательный крах Ахмедханова.
— Талгат, ты не горячись, — терпеливо
Данилин уже по второму кругу начинал обрабатывать Ахмедханова, который в силу своего характера и южного темперамента все еще никак не мог смириться с объективной реальностью.
— Константиныч, я к следующей осени на подполковника рассчитывал, зажимал своих, чтобы показатели поднять. С Рязанцевым из следственного Управления через людей отношения выстроил, меня бы поддержали в области! А теперь, что? Мне, майору, капитанская должность?! Как мне землякам в глаза смотреть? А как теперь мне по райотделу ходить?
Было видно, Ахмедханов на грани срыва и Данилин порадовался, что Корнеева нет сейчас в РОВД. Он сам видел в окно, как тот полчаса назад, выйдя из здания, направился к остановке.
— Не драматизируй, Талгат, никто тебя до рядового следователя не понизит. Побудешь пока старшим, а там время покажет. Не навсегда Корнеев у нас. Есть основания полагать, что ему карьеру строят, а значит в райотделе он не задержится. Поднимется в город, либо в область, — как мог успокаивал Данилин своего заместителя. Пока еще заместителя.
— Константиныч, у нас в отделе нет вакансии старшего, ты же знаешь! — больными глазами посмотрел на шефа Ахмедханов.
— Освободится вакансия. Скоро освободится, — отвернувшись, произнес Данилин. — Алдарова на твое место встанет, — добил он и без того потерянного Ахмедханов. — А чего ты, Талгат Расулович, хотел? Чем ты ей еще рот заткнешь?
Данилин, повернулся к вскинувшемуся собеседнику и уже совсем недобро посмотрел ему в глаза.
— Ты же понимаешь, что, если это дерьмо вылезет наружу, то весь райотдел наизнанку вывернут. И тогда ты уже не в старшие следователи пойдешь, и даже не в рядовые, ты в народное хозяйство пойдешь. Гайки крутить. Это, если, конечно, тебя туда еще возьмут! И вот после этого ты уже никогда не поднимешься, потому что тебя из партии выпрут. С громким треском выпрут. Ты ведь Ленина ругать вздумал. И не в пьяном угаре, а на совещании в моем служебном кабинете, да при всех моих подчиненных.
Данилин перевел дух.
— Ты начинай гордиться, Талгат! Скоро про тебя в Главном политуправлении МВД СССР знать будут. И министр про тебя узнает! По имени, по фамилии и даже по отчеству! И про наш райотдел, благодаря тебе он тоже узнает. Во всех подробностях!
Ахмедханов слушал, опустив голову.
— Тебе, Талгат, Корнеев самый достойный компромисс предлагает, — устало продолжил Данилин, — Сам сохранишься в системе и всех нас за собой не утянешь. И, если уж на то пошло, Талгат, то ты сам кузнец этого геморроя, на хрена надо было пацана до крайности доводить?
Данилин смотрел на Ахмедханова и испытывал смешанные чувства. По человечески его было жаль, да и заместитель он был удобный, грыз личный состав с огоньком, не из-под палки грыз, а с удовольствием. Но с другой стороны, из-за его бычьей тупости под топор попадали все. И он, Данилин, в том числе. Ведь просил же его, муд#ка, умерить пыл в отношении Корнеева.
— Слушай, Талгат, а может тебе на родину к себе перевестись, как все утихнет? Работу ты знаешь, глядишь и карьера поправится? — Данилин сел напротив Ахмедханова.