Совпадения случайны
Шрифт:
Маша делает ещё один глубокий вдох-выдох и продолжает:
— Я же, увидев тебя на дороге, грязную и истерзанную, сказала себе:
"Смотри, Маша, на её месте могла оказаться ты… И тогда у твоего ребёнка не осталось бы ни единого шанса появиться на свет!.."
Подумав об этом, я задохнулась от негодования:
"Как он мог? Мерзкий ублюдок! Как он посмел?! Я этого так не оставлю! Пусть сгорит в аду!"
Пристёгнутая к водительскому креслу я беспомощно дёргалась на месте, била руками об руль и рычала, как тигрица!
Выпустив
Следующие две недели я наблюдала, как заживают твои синяки и ссадины, оставленные Полянским, и продумывала свою месть. Мне не давала покоя мысль о том, что этот ублюдок гуляет где-то безнаказанным. Вот почему однажды ночью я собралась и поехала в "Жемчужный". Чтобы отомстить за тебя! За нас обеих…
Я предвкушала нашу встречу с Полянским. Представляла, как прежде выскажу ему всё, что накопилось у меня на душе, а потом воткну нож ему в самое сердце! Такие мрази не должны ходить по земле! И Полянский должен был гореть в аду!
Весь путь до "Жемчужного" воображение рисовало мне его тело, скрюченное болью, и лицо, искажённое предсмертными муками! Едва прикрыв глаза, я видела его окровавленный рот и слышала хрипы, рвущиеся из его груди! Мысль о мести лишила меня сна, но питала изнутри и придавала сил! Но когда я, наконец, добралась до усадьбы, Полянский уже был мёртв…
— Не понимаю… — произношу я севшим голосом.
— Будучи ещё у ворот, я заметила у самого дома бездыханное тело, — говорит Маша. — Оно лежало на земле в страшной, неестественной позе. Глаза были открыты и будто смотрели на своего обидчика. А тот стоял над телом, победоносно сложив руки на груди. И в его взгляде я прочла всё то же:
"Гори в аду, ублюдок! Гори в аду!"
Я была настолько поражена этой картиной, что не сразу сообразила, ктоэтот человек, горой нависший над Полянским. А это был он, тот самый парень, который когда-то на руках унёс тебя со двора.
— Это был Карасёв, Даша… — печально произносит Маша. — Твой приятель Карасёв Толик. Это он убил Полянского, чтобы отомстить за тебя…
Почему в этой комнате так мало воздуха?..
Я задыхаюсь, задыхаюсь…
Зачем она говорит неправду?
Зачем она лжёт?
Толик не мог этого сделать!
Он не убийца!
Мой Толик не убийца!
— Нет! Ты врёшь! Ты всё врёшь! Ты наглая лгунья! Я не верю тебе! Зачем ты на него наговариваешь? Что он тебе сделал? — кричу я, опережая слёзы. — Ведь это неправда! Неправда! Скажи мне, что это неправда!
— Это правда! — кричит Маша в ответ. Её слёзы тоже близко. — Ты должна мне поверить!
— Не хочу!.. Нет!
— Это правда! — в наш диалог врезается посторонний, третий голос.
Из коридора тянет морозом и знакомой туалетной водой. Маша смотрит поверх моего плеча на того, кто стоит у меня за спиной.
А мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать его…
Глава 101
— Это
— Ой, а вот и Карасёв вернулся! — с неуместной сейчас радостью восклицает Маша. — Дальше он сам тебе всё расскажет! И как мы с ним познакомились, и что делали… Правда же, Толя? А мне надо исчезнуть на несколько минут, если позволите.
На этом она с беременной скоростью покидает комнату, и вскоре в обволакивающую нас тишину врезается смесь бытовых звуков. Щелчок выключателя, скрип дверных петель, скрежет шпингалета, гудение кранов, шум воды… Впрочем, очень скоро я перестаю их замечать.
Карасёв между тем не спеша обходит кресло и опускается передо мной на корточки:
— Даша, это сделал я… Я убил Полянского…
Мои руки лежат на коленях, Толик накрывает их своими ладонями. Я дрожу всем телом, хочу высвободиться, и он это чувствует.
— Тише, тише… Посмотри на меня… — просит Толик, но я нарочно избегаю встречи с его глазами. — Этот подонок должен был понести наказание… Понимаешь?
Лучше бы он ничего не говорил сейчас. Лучше бы молчал. Потому что его голос будто слезоточивый газ. От него у меня щиплет в носу, в глазах печёт, из-за слёзной плёнки я почти ничего не вижу.
— Даша… — Толик приподнимается, чтобы дотронуться до моего подбородка. — Посмотри на меня…
Не могу.
Я отстраняюсь и отрицательно мотаю головой:
— Не надо… Не трогай меня…
На ресницах собираются тяжёлые капли и по одной срываются по щекам.
— Толик, ты ведь не убийца… — сдавленно говорю я, попрежнему избегая его зелёного взгляда. — Как такое возможно?..
Он осторожно стирает с моего лица мокрые дорожки.
— Я должен был это сделать, Даша. Понимаешь? Я поклялся себе…
Толик встаёт в полный рост и отходит к окну. Там снаружи мутные очертания домов смешиваются с грязно-рыжим повторением комнаты на оконном стекле. На переднем плане чёрный размытый силуэт.
Толик стоит ко мне спиной, и я украдкой стараюсь разглядеть в окне черты его лица.
— Помнишь, как в ту ночь я забрал тебя с улицы? — спрашивает он, не оборачиваясь. Смотрит на россыпь огней, замерших над серыми сугробами. — Помнишь, о чём ты меня просила?
Если честно, нет…
Помню его сильные руки под своими коленями. Помню, плечам было холодно. Помню запах подъезда. Помню жёлтый свет прихожей и испуганные глаза Нины Михайловны. Помню боль во всём теле. И особенно там…
Помню, плакала и хотела умереть…
Но я ни о чём его не просила.
Или всё же…
Нет, не помню…
Толик освежает мою память:
— Ты просила о помощи. Умоляла спасти тебя от Полянского.
— Спасти… Но не убивать… — осторожно подмечаю я.
В ответ на это Толик оборачивается на пару секунд и как-то странно ухмыляется.
— Значит, ты и правда ничего не помнишь… — говорит он и опять смотрит в окно.
Чёрт возьми, что означает эта его ухмылка?..
И Толик поясняет: