Современная датская новелла

Браннер Ханс Кристиан

Что это там?

Впереди он увидел женскую фигуру, она медленно двигалась в том же направлении, что и он… Медленно! Неужто здесь, в этих краях! Впрочем, кто знает! Его бы это вполне устроило, после такого вечера было бы неплохо слегка развлечься. И он поспешил догнать ее.

Сзади она выглядела подходяще, полные ноги. Нет, это не заблуждение. Она идет медленно. Интересно, заметила она его или нет? Он внимательно оглядел ее: полновата, походка тяжелая. Может, из недорогих? В такое время да в таком месте. Часто они

становятся более сговорчивы, прошатавшись долго без толку — можно сэкономить. Вообще-то он давно уже не имел дела с проститутками… Но для разнообразия. Не исключено, что эта — начинающая, они гораздо покладистей.

Возможно, конечно, что она вовсе и не проститутка, а просто огорчена чем-то, подавлена, может, ее бросил возлюбленный — в таких случаях всегда есть шанс стать утешителем!

Он поравнялся с ней, но лица ее разглядеть все еще не мог.

— Добрый вечер, — сказал он, приподняв шляпу, обычно это производило благоприятное впечатление.

Она обернулась к нему. Она оказалась старше, чем он предполагал, но не старая, разве что несколько утомленная, она взглянула на него большими темными удивленными глазами, отчего он испытал некоторую неуверенность.

— Ну, — начал он бодро, — вы, кажется, скучаете?

Он не знал, следует ли ему сразу же взять ее под руку. Вообще в ней было что-то…

— Или вы чем-то огорчены? — спросил он, стараясь, чтобы в его голосе прозвучало участие.

— Да, — ответила она удивительно серьезным и мрачным голосом. — Да, я огорчена, очень огорчена.

Это не предвещало ничего хорошего. Его тормоза сработали молниеносно, ему, черт побери, вовсе не хотелось оказаться впутанным в какую-нибудь историю, сохрани бог. Но, с другой стороны, отчего бы ему не поболтать с нею, пока им по пути? Смотаться можно в любой момент.

— Чем же вы огорчены?

— Ах, что толку говорить об этом, — сказала она.

Голос ее звучал так чистосердечно, что он был тронут.

— Кто знает? — Он взял ее под руку, чтобы посмотреть, как она к этому отнесется.

Потом полез в боковой карман за сигаретой, но сперва спросил:

— Вам далеко?

— Не-ет…

— Вы живете поблизости?

Она кивнула.

Он достал сигарету, прикурил, предложил ей тоже, но она, поблагодарив, отказалась.

Наверно, деревенская, в городе недавно.

— Так что же с вами стряслось?

Она не ответила, вздохнула.

— Разбейся кувшин, пролейся вода, пропади моя беда! — засмеялся он и пожал ее руку.

Смеялся он один.

— Может, я чем-то могу помочь вам?

— Помочь? Мне?.. Нет, никто не в силах помочь мне…

Хм, вот черт побери, он ничего не понимал.

— Куда вы идете?

— Никуда.

— Никуда? — переспросил он. — Но куда-то вы все-таки должны идти… Вам негде жить?

— Нет, есть…

— Так в чем же дело? — Он даже

заинтересовался, это было необычно. — Вы поссорились с родителями или…

— Нет, моих родителей здесь нет, они живут в Ютландии.

— Может, вы вышли, чтобы… ну, ради дела?

Она взглянула на него и покачала головой.

— Нет, в этом я вам помочь не могу… если вы ищете… К тому же я уже стара.

— Ну что вы, сколько вам лет?

— Скоро тридцать три.

— Это, черт побери, еще не старость, — сказал он, пораженный ее наивной откровенностью. — Мне уже тридцать четыре.

Она излучала какое-то тепло, которое его волновало.

— Вы, наверно, человек небогатый? — спросила она.

— Что? — Его даже передернуло: неужели он выглядит бедным? Однако выходит так. Черт побери, это ему и в голову никогда не приходило.

— Ну, а если я бедный, что тогда?

— Просто я так подумала… раз вы тут идете… Девушки, которых вы ищете, здесь не ходят…

Неопытной ее, во всяком случае, не назовешь, так-то.

— Но все-таки, если я бедный, что тогда? — спросил он, вот черт, любопытство его было задето.

— Вам могла бы попасться девушка, которая пожалела бы вас и помогла бы вам…

Нет, она явно была не такая, как все.

— А вы могли бы представить себя на ее месте?

— Если бы я была из таких… Возможно… Ведь среди них тоже встречаются добрые…

— Черт побери, — пробормотал он: он в жизни не слыхал ничего подобного.

Вот они — доброта и простодушие, степень которых превышает норму, дозволенную полицией.

— Отчего же вы все-таки здесь ходите?

— Нет, вы мне не поможете, — снова сказала она. — Вам этого даже не понять, вы еще слишком молоды…

И она второй раз взглянула на него, до этого она шла, опустив глаза в землю.

— Я брожу здесь, — начала она все-таки, и голос ее зазвучал еще более мрачно и грустно, — потому что не могу вернуться домой…

И объяснила. Она замужем, у нее двое детей. Ее муж пьет, когда он напивается, а это бывает каждую пятницу, он выгоняет ее из дому и ей всю ночь приходится бродить по улицам.

«Вот черт, — подумал он, — этого еще недоставало». Он заметно остыл.

— Ну и ну, — пробормотал он и, чтобы не молчать, спросил: — И часто это с ним бывает?

— Только когда напьется, вообще-то он добрый и после всегда раскаивается… Детей он никогда не бьет, только меня. Их он никогда не выгоняет…

— Так вы и ходите по улице?

— Да, так и хожу по улице. — Она повторила его слова. — Хожу и грущу… Но вам этого не понять, вы не знаете, что такое горе; это понимает только тот, кто сам его испытал.

Он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь произносил слово горе так, как она, выговаривая каждую букву удивительно правильно и отчетливо. Ему стало не по себе.