Современная датская новелла
Шрифт:
Актер в одиночестве пьет свой кофе. Под блюдце скромно подсунут счет. Если из того, что раньше было чистейшей радостью и чудеснейшим удовольствием, делают ремесло, то чудо покрывается плесенью, а радость оскверняется низостью и грязью, вот так-то. Рядом, на скатерти, лежат деньги владельца кирпичного завода, мелочь, задаток. Кто-то копошится у его ног, актер смотрит вниз. Возле него стоит вчерашняя собачонка, игривая, маленькая и беззлобная, она молит о кусочке французской булки. С отсутствующим видом актер гладит собачонку.
Автобус на Оденсе
Карл Шарнберг
Восемь лет спустя
Перевод Н. Крымовой
Посвящается Эгону Нёргорду, которого убили люди, ставшие теперь нашими союзниками
Дорогой Эгон,
…Грелль мертв. Я убил его. Я совершенно спокоен. Поверь мне, хотя я знаю, что это мое последнее письмо, я совершенно спокоен. Исчезло все, что терзало меня долгие годы. Умерло вместе с Греллем.
Я не понимаю, как можно убить человека и все же быть спокойным. Ничто меня не мучит. Совесть не обвиняет. Моя воля вылилась в действие, и я чувствую себя спокойным и свободным. Только страшно усталым.
Если бы заснуть. Так хочется растянуться и забыть обо всем. Только спать. Но сначала нужно написать это письмо. Хочу, чтобы ты все узнал от меня. Наши братья жили и умерли вместе, и мы с тобой жили вместе. Теперь мы разлучаемся, и я хочу, чтобы ты знал почему. Почему я должен был убить Грелля, хотя он и уплатил свой долг обществу.
Ты не знаешь его последних слов. Он сказал их, когда однажды вечером мы оказались вместе:
— Твой брат умер, а я жив. В борьбе всегда один проигрывает, другой выигрывает. На этот раз выиграл я.
Странно, что я помню это так отчетливо. Прошло два долгих месяца с тех пор, как он это сказал, а я до сих пор вижу его улыбку. Он огорченно пожал плечами и сказал:
— Твой брат умер, а я жив.
И вот Грелль тоже умер. Я убил его. Закончив письмо, умру и я, я это знаю.
Какой страшный мир. Люди умирают, людей убивают. Как ты и твои друзья могут верить в то, что человек властвует надо всем?
Поверь мне: я не ухожу от ответственности, говоря, что не я сам убил Грелля. Я знаю, моя рука подняла пистолет. Мой глаз нацелился. Мой палец нажал гашетку и произвел смертельный выстрел.
И все-таки убил его не я. Что-то во мне хотело, чтобы это произошло. Это желание зародилось во мне
Но, увидев его мертвым, я понял, что ты, несмотря ни на что, прав. Новые люди будут продолжать его дело. Грелль будет жить, пока есть те, которым он нужен.
Поэтому я признаю, что проиграл. Человек, выдавший наших братьев, умер, но есть другие, готовые выдать нас.
И поэтому я должен рассказать тебе все, что произошло. Лишь бы ты понял, что я не мог поступить иначе, тогда все в порядке. Ты, идущий другим путем, может быть, извлечешь урок из того, что сделал я, из моего поражения.
Я хотел действия. Не слов, а действия. Нас пытались задушить словами. Больше всего на свете я ненавижу пустые, громкие слова. Они убивают мысли, лишают человека радости. Все, что имело для меня какое-то значение, растворилось в этих словах. Действия не было. Одни слова. Мы пытались улучшить мир, побороть зло, взрастить добро. Словами.
И вот. Однажды мы с Греллем оказались вместе. Пустыми словами я попытался сразить зло, убившее наших братьев.
— Я выиграл, — сказал он. — Я выиграл. И выиграю снова.
За его словами скрывалось действие. Я это знал. Мне стало страшно. И страх заставил меня действовать. Одними словами мы никогда не сможем побороть зло. Мы должны действовать, в противном случае нас разобьют.
И я стал действовать. Я убил Грелля. И все же признаю, что проиграл. Ибо я боролся в одиночку, вел свою личную борьбу. Однажды ты сказал, что мы можем победить только сообща. Потерпев поражение, я понял тебя.
Поэтому я и пишу тебе все это, Эгон. Может быть, я не допишу письма, но и написанного уже достаточно.
Остальное только объяснение…
Свен вгляделся, прислушался к мраку. Было почти совсем тихо. Он только догадывался, что где-то шумят морские волны. Ветер, игравший с листвой деревьев, казался легким несмолкаемым шепотом.
Он выглянул в окно. Он ничего не слышал, пока писал. А теперь ждал голоса, который скажет:
— Пойдем. Пойдем вместе. Тихо и спокойно.
Но он не хотел идти за этим голосом. Он хотел быть в одиночестве. Он уйдет, скрытый великим мраком.
Его мучила боль. Буравила спину словно нож. Снова и снова. Пронизывала все тело. Иногда казалось, что он больше не сможет вздохнуть. Каждый вздох грозил разорвать грудь. Он попытался встать. Как он устал!
Керосиновая лампа начала дымить. Он прикрутил фитиль, и светлое пламя вновь ожило.
Он горько улыбнулся, повернув страницу в большом блокноте.
Что за судьба. Он, Свен Биркер, брат павшего Кая Биркера, молодой многообещающий педагог, двадцати лет от роду, пишет завещание. Он, мягкий и добрый человек, вынужден скрываться в ночи потому, что убил. Он, для кого война и насилие были историей и заголовками в газетах, убил одного из тех, кто внушал наибольший ужас в годы войны.