Современная идиллия. Книга 1.

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

…даже художника Микешина видел… – По проекту скульптора М. О. Микешина в Новгороде был воздвигнут памятник в ознаменование «тысячелетия России», которое было официально отпраздновано в 1862 г. Передовая интеллигенция скептически встретила эти торжества, призванные подогреть преданность «престолу и отечеству». См. фельетон Г. З. Елисеева «862-1862, или Тысячелетие России» (С, 1862, Э 1; «Свисток», Э 8, стр. 13–42).

Еще Аверкиев <…> написал <…> не из Марфы ли Посадницы было? – Салтыков не раз иронически откликался на опыты исторической беллетристики в духе «официальной народности» – от повести H. M. Карамзина «Марфа-Посадница, или Покорение Новагорода» (1803) до многочисленных прозаических и драматургических сочинений Д. В. Аверкиева (1860-70-е гг.). См. т. 8, стр. 580.

…и науку, и свистопляску – все понимал! – Погодин публично объявил деятелей «Современника» и «Свистка» «рыцарями свистопляски», враждебной «серьезным интересам» «науки» (С, 1860, Э 3, стр. 257–292). Ответ Погодину был

дан Добролюбовым в сатире «Наука и свистопляска, или Как аукнется, так и откликнется» (С, 1860, Э 3; «Свисток», Э4, стр. 1-24).

…на лоне той сыскной исторической школы, которая <…> имеет своим родоначальником Бартенева из Москвы, но <…> возмужала здесь, в Петербурге. – Речь идет о двух исторических журналах: московском – «Русский архив» (основан в 1863 г. П. И. Бартеневым) и петербургском – «Русская старина» (с 1870 г. издавался М. И. Семевским), содержание которых характерно именно оттенком «частного сыска» в интимной жизни исторических лиц. Об отношении Салтыкова к этим изданиям см. т. 8 наст. изд., стр. 492; т. 10, стр. 679.

…сзади <…> по Редеде сидит… – Указание на древность и славу рода. См. прим. на стр. 350.

…"от хладных финских скал до пламенной Колхиды" – слегка измененная строка из стихотворения А. С. Пушкина «Клеветникам России» (1831).

…"о tempora, о mores!" «sapienti sat», «caveant consules» <…> почерпал <.. – > из «Московских ведомостей». – Приведены латинские изречения, ставшие крылатыми словами, широко употребительные в публицистике Каткова. Здесь объединены именно тем смыслом, который они получали в контексте катковских передовиц. Первая цитата («О времена, о нравы»– из «Первой речи против Каталины» Марка Туллия Цицерона) обычно характеризовала «извращение понятий», свойственное, как доказывали «Московские ведомости», русским революционерам, вторая («мудрому достаточно») призывала власти делать практические выводы из опубликованного материала; с помощью третьей («пусть консулы будут бдительны») Катков побуждал недостаточно активных, с его точки зрения, должностных лиц к неупустительному исполнению обязанностей в отношении «крамольников».

…начальство <…> было сильно озабочено потрясением основ, происшедшим по случаю февральской революции. – Имеются в виду революционные события во Франции в феврале 1848 г. О горячем отклике на эти события русской передовой молодежи 40-х годов Салтыков вспоминает в гл. IV цикла «За рубежом».

…мое место отдали инородцу Кшепшицюльскому… – Как установлено современным историком, в обстоятельствах политического кризиса конца 70-х годов самодержавие искало «опоры на такие охранительные элементы, которые в недавнем прошлом <…> боролись с ним с оружием в руках, как польская шляхта». Особое совещание 27 апреля 1879 г., призванное «изыскать действительные практические меры» для борьбы с крамолой, сделало соответствующее представление императору. Оно мотивировалось тем, что «революционная агитация не находит удобной для себя почвы в населении, принадлежащем католическому исповеданию и польскому племени» (см.: П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов. М., 1964, стр. 103, 106).

Объявили волю книгопечатанию. – Закон о печати 6 апреля 1865 г. заменил предварительную цензуру карательной. См. подробнее: т. 5, стр. 596–598.

VII–VII

(Стр. 80)

Впервые – ОЗ, 1878, Э 3 (вып. в свет 24 марта), стр. 226–246, под номером V и VI.

Сохранился отрывок наборной рукописи главы VIII (VI) со слов: "Теория эта, хотя…" (стр. 92, строка 3 св.) – кончая словами: "…как для прогулок, так для прочих надобностей, кроме, впрочем, естественной" (стр. 93, строки 2–3 сн.).

В связи с тем, что предыдущая глава журнальной публикации была вырезана из "Отечественных записок" (см. прим. к гл. VI, стр. 330), публикация начиналась в ОЗ так:

Очищенный кончил.

Я охотно поделился бы с читателями рассказом почтенного старика, но не могу, ибо содержание этого рассказа, если оно будет опубликовано, может потрясти краеугольные камни. Так, по крайней мере, удостоверяют компетентные люди, а я не верить им – не могу. Время нынче такое стоит, что, к чему ни прикоснись, непременно что-нибудь да потрясешь. Даже смеяться считается небезопасным, потому что и смех хоть и не потрясает, но все-таки причиняет неловкость. Стало быть, надо ждать до тех пор, пока сами стоящие на страже потрясений убедятся, что потрясать нечего. Но тогда, конечно, и в настоящем рассказе не будет никакой надобности.

Тем не менее, в видах уразумения последующего, я считаю возможным сообщить вкратце следующие главные пункты рассказа Очищенного.

1) Коренная, древняя фамилия рассказчика не Очищенный, а Гадюк.

2) Насчет родопроисхождения Гадюков существуют два предания: одно, сложившееся на лоне московской исторической школы, утверждает, что первый Гадюк был новгородский благонамеренный человек, прежде других возымевший мысль о призвании варягов; причем самое это призвание совершилось в таких обстоятельствах, которые подали маститому московскому историку мысль поставить, совместно с Оффенбахом, на сцену оперетку, под названием "Вещий сон Рюрика"; однако ж предприятие это не было приведено к концу "за неблаговременностью и опасением потрясений"; другое предание, сложившееся на лоне петербургской историческо-сыскной школы, гласит так: первый

Гадюк был казанский татарин, который познал Истинного Бога, причем восприемниками были: генерал-майор Отчаянный и штатс-дама Василисы Мелентьевой, княжна Евдокия Вертихвострва. 3) Затем кондуитный список последующих Гадюков заключался в том, что одним из них выщипывали бороды, другим рвали ноздри, третьих били кнутом. Но и за всем тем некоторые уцелели. 4) Очищенными стали именоваться Гадюки со времен Бирона, который разрешил прадеду рассказчика, Прокофию, за некоторый любезно верный ему, Бирону, поступок, упразднить прежнее прозвище, яко омраченное изменою, и впредь именоваться Очищенным. 5) Сам рассказчик, получив классическое воспитание, был в молодости предан суду за жестокое обращение с крестьянами, причем, разумеется, просудил все свое состояние. 6) Скитаясь по белу свету, он первоначально поступил учителем танцевания в кадетском корпусе, но обнаружение прежней судимости заставило его оставить государственную службу навсегда; тогда он сделался тапером в пансионе для девиц, содержимом вдовою учителя латинского языка, Кубаревой, и, кроме того, партикулярно занимался внутренней политикой, за что, впрочем, неоднократно подвергался телесным повреждениям. 7) Будучи тапером, он вступил в первый брак с одною из воспитанниц г-жи Кубаревой, которая, однако ж, через короткое время бежала с шарманщиком. 8) Когда объявили волю книгопечатанию, Очищенный сделался вольнонаемным редактором газеты "Краса Демидрона", а вслед за тем вступил во второй брак с содержательницей гласной кассы ссуд Матреной Ивановной. 9) Брак этот, однако ж, не принес ему желанного успокоения, во-первых, потому, что Очищенный не вполне уверен в смерти своей первой жены, во-вторых, потому, что Матрена Ивановна ни на минуту не выпускает ключа от кассы из своих рук, и в-третьих, потому, что в квартире Матрены Ивановны оказался водворенным "молодой человек", которого она называет своим племянником "Молодой человек" курчав, румян и пользуется завидным здоровьем, но молчалив и целые дни проводит в том, что стрит перед зеркалом, улыбается и расправляет усы. По временам он вдруг неизвестно куда пропадает и непременно уносит что-нибудь из заложенных вещей. Тогда Матрена Ивановна начинает грустить и выгонять мужа на розыски, не пуская в квартиру до тех пор, пока он не убедит "молодого человека" возвратиться к выполнению своих обязанностей.

Затем, извиняясь перед читателями в наготе этого перечня, продолжаю мой рассказ.

При подготовке Изд. 1883 текст был сокращен, в частности, сняты отрывки:

Стр. 81, строка 5 сн. После абзаца: «Понимаю. То самое, значит <…> Веселись!» -

– Вот-вот-вот! Пошли, значит, спросы да запросы. Вопрос первый: «Что такое случилось, что бы для неурочных оных восторгов достаточным основанием послужить могло?» Ответ: «Ничего особливого не случилось, кроме обыкновенного благопристойного течения, какое и прежде было, и впредь без изменения имеет быть!» Другой вопрос: «но ежели бы нечто из пределов благопристойности выходящее и произошло, то прилично ли в сих случаях восторги свои предъявлять, или же следует инако как поступать?» Ответ: «неуказное выражение восторженности уже по тому одному не приличествует, что, заключая в себе косвенный укор прошедшему, оно в то же время и будущему предлагает стеснительный урок, а потому приличнее и с здравою политикой согласнее будет, ежели обыватель и подлинно радостное событие примет скромно, яко вседневный и ничего не значащий дар». Понял теперь?

Стр. 83, строка 5 св. После слов: «…разве настоящая свадьба будет?» -

Съездишь ты в церковь, три раза кругом налоя обойдешь, потом в кухмистерской у Завитаева поздравление примешь – и шабаш! Ты в одну сторону, она – в другую!

Осень 1877 – начало 1878 г. ознаменовались громкими уголовными процессами: дело «Клуба червонных валетов» – великосветских московских аферистов, дело генерала Гартунга о похищении крупного наследства, расследование подделки свидетельств Восточного займа и хищнических афер интендантов, грабивших армию во время русско-турецкой войны, суды над растратчиками из ссудного банка, Киевского частного и Московского промышленного банков, сенсационный процесс главного героя уголовной хроники 70-х годов – кассира Общества взаимного кредита Юханцева, укравшего более двух миллионов. По официальному свидетельству, дела о «преступлениях против чужого имущества» заняли в это время в судебной статистике 58 % («Правительственный вестник», 1877, 7 сентября, Э 196; 10 сентября, Э 198). Эта атмосфера уголовщины в общественной жизни сатирически отражена в главе VII-самой «программой» уголовных деяний, которую «начертали» себе герои и которая определяет дальнейшее движение сюжета. Как и во многих других случаях, сатирическая идея Салтыкова немедленно подтверждалась жизнью: 2 августа 1878 г; М. Вед. (Э195) сообщили о деле некоего коллежского регистратора А. Н. Буда, обвинявшегося в краже документа, подлоге и троеженстве.

Основное содержание главы VIII составляет "Устав о благопристойном обывателей в своей жизни поведении". В творчестве Салтыкова он подготовлен многочисленными образцами сатиры на законодательные материалы ("История одного города", "Дневник провинциала в Петербурге").

Непосредственный источник "Устава" указан самим автором: "Возьмите XIV том Свода Законов и сравните с "Уставом о благопристойности" – ужели <…> это водевиль?" (письмо к А. Н. Пыпину 1 ноябри 1883 г.). Как установлено, главным объектом пародирования послужил заключенный в XIV томе "Свода Законов Российской империи" "Устав о пресечении и предупреждении преступлений".