Современная научная картина мира
Шрифт:
Муравейники, термитники, осиные и шмелиные гнезда, гидротехнические сооружения бобров относятся к средствам коллективного непроизводительного потребления. Таковы и подземные жилища сурикатов или сурков.
Шимпанзе обрабатывают и применяют прутики для ужения термитов, раскалывают камнями орехи (средства индивидуального производительного потребления). Продукты деятельности последнего рода (40 кг ореховой скорлупы и 4 кг камня, аналога режущих орудий ранних гоминин), подобно «археологической культуре», раскопаны в пункте Панда 100 леса Таи, Кот-д’Ивуар [568]. Орудийность шимпанзе сравнивается с уровнем культуры типичного олдовая [825]. В неволе шимпанзе-пигмей Кэнзи не только освоил язык символов, но и научился под руководством Н. Тота (специалиста по олдоваю и раннему ашелю) производить олдовайские отщепы [508,
Однако ни у шимпанзе, ни у других животных коллективные орудия (средства коллективного производительного потребления) не известны [39; 58; 73; 110; 117]. Это обстоятельство вполне можно понять. Как отмечалось, коллективные орудия уступают индивидуальным в эффективности. Поэтому естественный отбор никогда бы их не разрешил, что и наблюдается в животном мире. Между тем, наши предки каким-то образом обошли запрет.
Легко представить, как гоминины разгоняли камнями и палками стада копытных, чтобы добраться до их телят. Это могло бы положить начало средствам коллективного производительного потребления (коллективным охотничьим орудиям). Однако, будь эти средства изначально выгодны, естественный отбор оснастил бы ими и других животных, склонных к орудийности и коллективности. Следовательно, первоначальная ценность коллективных орудий для гоминин состояла не в производственной эффективности.
Производительность коллективных орудий отвечает усредненному носителю. Поэтому она измеряется не качеством отдельного орудия, а эффективностью всего инвентаря, поделенного на количество носителей. В силу этого обстоятельства совокупный парк инструментов человечества, соотнесенный с его численностью, во все времена оставался примерно постоянной величиной. По мере роста населения прогрессировала сложность применяемых человечеством орудий.
Количественная связь народонаселения с технологией объяснима. Допустим, некий коллектив применяет технологию той или иной степени сложности и при этом доволен результатом. С сокращением коллектива сложность технологии становится избыточной, а при его росте – недостаточной. В результате при данной технологии коллективу выгодно поддерживать свою численность на постоянном уровне. По этой причине небольшие коллективы обычно пользуются простыми орудиями, а крупные – сложными, что наблюдается исторически в общечеловеческом масштабе (см. разд. 2.4).
Можно сформулировать своего рода демографо-технологическую зависимость. Между степенью сложности технологии и численностью практикующего ее коллектива существует общее количественное соответствие, характерное для уровня биопродуктивности данной коллективу экосреды [52, с. 25]. Оговорка насчет биопродуктивности среды нужна для объяснения нарушения зависимости к востоку от линии Мовиуса (см. далее).
В доступной анализу истории наши предки испытывали демографический рост и сталкивались с демографо-экологическими трудностями (см. разд. 2.4). Биология подталкивала их к слепому размножению. Поэтому ранним гомининам потребовалось искусственное средство координации своей численности. Те их сообщества, которым ок. 2,6 млн лет назад посчастливилось овладеть коллективными орудиями, подчинили свою демографию соответствию с наличной технологией. Прочие гоминины с течением времени вымерли.
Феноменологически (т. е. внешне) утверждение средств коллективного производительного потребления могло выглядеть так. Гоминины (предположительно некий «кениантроп»), не оставляя традиционной всеядности, сделались последовательными хищниками. Как и у шимпанзе, основу их добычи составляли обезьяны, мелкие антилопы и их детеныши. Эти млекопитающие способны на отпор. Поэтому наши предки логично перенесли на них стратегию борьбы с враждебными хищниками. Они отгоняли взрослых особей палками и камнями, чтобы поживиться детенышами. Справедливости ради следует признать, что подобная модель совместима с некрофагической гипотезой становления плотоядности у гоминин (см. разд. 2.4). Они могли бы камнями и палками отгонять хищников от добычи. Однако, в отличие от охоты, такая практика ничем не засвидетельствована, и мы не
Введя совместную орудийность в традицию, применив умение раскалывать орехи камнями для добычи костного мозга из трубчатых костей и головного – из черепов своих жертв и приступив к избирательному применению камней, что побуждало к их обработке, «кенийцы» запустили технологическую историю, однако столкнулись с обременительным и поначалу не окупаемым занятием. На это пошел только один размножившийся и акселерированный вид (предположительно Kenyanthropus rudolfensis). Созревая раньше своих предков, этот гоминин вступал в пору зрелости психологически инфантильным, а потому не держался за традиции и был эволюционно лабильным (нестойким) в поведении. У любого другого млекопитающего коллективная вооруженная охота была бы пресечена селекцией. У «кенийцев» это малопродуктивное занятие не способствовало расширению сообществ (избыток населения отселялся). Поэтому в данном конкретном случае отбор благоволил освоению средств коллективного производительного потребления.
Первые каменные орудия типичной олдовайской культуры [99; 491] были открыты в Када Гона, Хадар, Афар, Эфиопия, св. 2,63 ± 0,5, 2,58 ± 0,23 млн лет назад [500, с. 463]; в Оунда Гона, там же, 2,58–2,53 ± 0,15 млн лет назад [685]; в Гона, там же, 2,58–2,52 млн лет назад [684]; в Локалалеи, Начукуи, Туркана, Кения, 2,34 ± 0,05 млн лет назад [652], и в других местах. С временн'oй отметки в 2,3 млн лет назад в Хадаре эти орудия связываются с Kenyanthropus rudolfensis [819]. Попытки приписать первую технологию Australopithecus garhi (ввиду наличия 3 порезов на сопровождающей его остатки челюсти четвероногого [408, с. 627]), а орудийный точный захват – Paranthropus robustus [737; 738]; cp. [398; 599; 758] не получили развития. Орудийность «кенийца» гармонирует с его человекоподобием (например, это очень выражено у черепа KNM-ER 1470, гладкий лоб которого указывает на неотеничное происхождение, а относительно крупные размеры – на акселерированность).
История «кенийца» повторилась у Homo ergaster ок. 1,9 млн лет назад. Первый человек перенес демографический взрыв и акселерацию, распространился по Старому Свету и ок. 1,6 млн лет назад в состоянии поведенческой податливости совершил ашельскую технологическую революцию. Орудия олдовая были обработаны односторонне. Обработанные с двух сторон орудия ашеля [491; 519] были технологически сложнее и разнообразнее, а потому отвечали новому демографическому состоянию. Ранний ашель начинается с Олдувая, Танзания, 1,6–1,5 млн лет назад [286; 684]; с Консо-Гардула, Эфиопия, 1,43 ± 0,02–1,41 ± 0,02 млн лет назад [153, с. 732, табл. 1, с. 733, рис. 1; 741, с. 490]; с Убейдия, долина Иордана, Израиль, ок. 1,4 млн лет назад [656; 823]. «Мастеру» же принадлежит освоение таких деликатных орудий, как зубочистки (Омо, Эфиопия, 1,84 млн лет назад [161]), и такой грозной стихии, как огонь (Кооби Фора, Кения, ок. 1,6 млн лет назад; Чесованджа, Кения, ок. 1,4 млн лет назад [557]; Сварткранс 3, ЮАР, 1,5–1,0 млн лет назад [206]).
Следует отметить, что ашель не изобретался, а, наоборот, долгое время игнорировался. Ядрища (нуклеусы), с которых скалывались олдовайские отщепы, в результате этой сырьевой процедуры абсолютно непреднамеренно принимали облик будущих двусторонних орудий ашеля, бифасов. Применительно к олдоваю их называют протобифасами [491]. Показано [99], что протобифасы были не самостоятельными орудиями, а подручным материалом и лишь потому переносились с места на место. Иными словами, готовый ашель всегда находился у «кенийцев» и «мастеров» под руками, однако те совершенно не осознавали, что уже владеют революционной технологией. В соответствии с демографо-технологической зависимостью она пошла в серию лишь с демографическим взрывом у раннего питекантропа.
Продвижение африканских культур в Европу никогда не встречало препятствий. Однако в восточном направлении они останавливались на линии Мовиуса, которая разграничивала по северо-восточным рубежам Индии ашельский Запад и олдовайский Восток [587, с. 100–104; 730, с. 36]. Предполагалось [630], что вместо бифасов на Востоке применялись орудия из бамбука. Отмечено, однако [55, с. 101–102], что в олдовайской Сибири бамбук не растет, а потому технологическая застойность за линией Мовиуса должна иметь какое-то другое объяснение.