Современная научная картина мира
Шрифт:
Тогда появился правящий класс профессиональных администраторов. Руководя всем обществом разделенного труда, администраторы должны были управлять и собой, т. е. саморегулироваться. Направленные на самих правителей регулярные приказы послужили им моделью самосознания. Первоначально оно появилось у руководящей верхушки, а затем распространилось на другие слои общества, которые во все времена преданно заимствовали новации элиты.
Предметной формой самосознания послужила письменность. На Ближнем Востоке письменность шумерского круга (протошумерская иероглифика и шумерская клинопись) происходила от оттисков предметного письма в виде «жетонов» [675; 676]. Эти «жетоны» появились еще в IX в. до н. э. (Тепе Асиаб, Иран; Бельдиби, Турция) и распространились со временем от Джейтуна в Туркмении до Хартума в Судане и от Бельдиби в Турции до Чанху Даро в Пакистане.
Самосознание поставило человека вне рамок животного мира, и вот почему. Поведение животных управляется инстинктами и рефлексами, побуждениями и эмоциями. Оно может быть изощренным, хитрым, альтруистичным, но всегда остается эмоциональным, а потому типологически одинаковым у всех представителей данного вида, ибо природа награждает их одними и теми же эмоциями. Все это свойственно и людям. Поэтому, например, эмоциональный настрой толпы очень однороден и носит название «стадного чувства».
Однако, обзаведясь самосознанием, цивилизованный человек попал в доселе не виданное положение среди животных. Теперь он получил возможность командовать самим собой при помощи слов внутренней речи, т. е. использовать свои ум и тело, свое второе Я как отдельное от сознания устройство. Слова можно складывать в любые приказы: и нелепые, и героические, и мудрые… По этой причине люди отличаются умением совершать не слыханные в животном мире глупости (например, ни с того ни с сего отписать все состояние чужим людям). Или, наоборот, способны совершать беспрецедентные героические поступки, недоступные животным.
Соответствующие факты известны уже в мире первых цивилизаций. Так, 5-й фараон XVIII династии Египта Тутмос III (1490–1437 до н. э.), освободившись от опеки властной тетки-мачехи, женщины-фараона Хатшепсут (1490–1469 до н. э.), в 1468 г. до н. э. осуществил военный поход в Палестину на объединившихся против него местных правителей. Дорога к городу Мегиддо шла через узкое ущелье, где колесницы могли следовать лишь гуськом и стать легкой добычей затаившегося на выходе противника. Вопреки уговорам осторожных военачальников Тутмос III приказал начать движение, поразил отвагой воображение врагов и разбил их наголову под стенами города Мегиддо. Битва осталась в памяти человечества под библейским названием Армагеддон («гора Мегиддо»), которое стало обозначением непримиримой схватки перед концом света.
От Тутмоса III не отстал 3-й фараон XIX династии Рамсес II Великий (1279–1213 до н. э.), который прославился беспрецедентной битвой при сирийском городе Кадеше (1274 до н. э.). Коварные хетты заманили фараона с телохранителями в ловушку, окружили 3 тысячами колесниц и предложили сдаться. Рамсес II сопротивлялся до тех пор, пока не подошли его войска.
Спартанский царь из династии Агиадов Леонид I (490–480 до н. э.) действовал в том же духе. С 300 телохранителями он до последнего защищал Фермопильское ущелье от персов и безо всякой надежды на успех не сдавался, пока не погиб вместе со всеми своими бойцами.
В животном мире подобное поведение исключено. «Загадочная человеческая душа» объясняется тем, что она управляется не только эмоциями, но и словами в рамках самосознания, чего лишены животные. Академик И.П. Павлов (1849–1936) не без основания видел наше расхождение с животными в наличии у нас 2-й сигнальной системы, словесной, хотя в его время и недоставало данных для правильного истолкования этого феномена.
В итоге человек, в принципе, способен на произвольное поведение, не ограниченное инстинктами, преломляющимися в голове как эмоции. Поэтому, с точки зрения наблюдающих нас животных, мы выглядим алогичными чудовищами, с которыми лучше не связываться. Именно по этой причине человек не входит в список добычи крупных хищников. На нас охотиться побаиваются (исключение составляют раненые или больные хищники, которым другая добыча не доступна и выбирать не приходится). Отсюда следует, что человек – это не «говорящий биологический автомат» [53], раз он способен отдавать себе и окружающим произвольные приказы, не отягощенные инстинктами.
В
Вопреки очевидности, происхождение общеобразовательной школы не столь банально, как может показаться. В самом деле, высшие животные обучают детенышей всему, что знают. Не удивительно, что, следуя той же модели, цивилизованный человек учредил для детворы общеобразовательную школу. Древнейшая общедоступная светская школа 'e-dub-(b)a переживала расцвет ок. 1800 г. до н. э. Она была основана в Шумере примерно в 3000 г. до н. э. [40, с. 61–63].
Для шумерского общества это было время состоявшегося разделения труда. В каждом подразделении бытовали свои цели, интересы и представления о действительности, которые, усваиваясь молодыми поколениями, все больше усугублялись. Проще говоря, подразделения труда становились все более непохожими друг на друга и все менее сочетаемыми в рамках единого общества. Это угрожало целостности социума, и он не мог этого терпеть. Сперва он запер общества разделенного труда в тесные города, чтобы они (общества) не развалились, и произвел их в ранг цивилизаций (см. разд. 3.3).
После этого на повестку дня был поднят вопрос о возможной унификации сознания цивилизованных людей. Для этих целей в ход пошла общеобразовательная школа. Обучая представителей различных подразделений труда одним и тем же общеобразовательным предметам, школа сближала их сознания вопреки узкопрофессиональным представлениям, усвоенным дома (представлениям конкретных подразделений труда). Тем самым школа цементировала общество своими средствами. Эта функция сохраняется за ней и поныне.
Следует понять, что программа общеобразовательной школы, не являясь специализированной, не может быть эффективной В обществе разделенного труда лучше всего учить молодые поколения профессиональным навыкам. Это, конечно же, так. Однако в этом случае общество настолько расслоится по профессиям, что станет внутренне несочетаемым и рассыплется. Именно поэтому выстояли те цивилизованные общества, которые пошли и идут по пути неэффективной общеобразовательной школы (неэффективной с точки зрения узких нужд подразделений труда). Поэтому, когда нам кажется, что многие школьные предметы нам в жизни не нужны, мы просто не понимаем истинное положение вещей, как оно видится с точки зрения социальной философии.
Цивилизованное общество обладало высокими плотностями населения (около 10 тыс. человек и выше). В столь многочисленных сообществах отчетливо проявляется действие статистического закона больших чисел, в соответствии с которым крупные совокупности объектов ведут себя предсказуемо (их проявления близки своему математическому ожиданию, вероятности).
Цивилизованное общество, став предсказуемым в социальном смысле, приобрело новые свойства как мыслящее целое. К нему пришла способность различать устойчиво повторяющиеся и случайные связи вещей (т. е. открывать и предсказывать сущности в обозримом времени). Это происходило независимо от пожеланий отдельных людей. Следуй наука их чаяниям, она стала бы прагматически ориентированной, предельно полезной людям. На деле ранняя наука отличалась непрагматичностью [40, с. 75]. К примеру, вместо насущных сельскохозяйственных наук и ветеринарии ранние ученые увлекались мифологической географией и магией. Так случилось потому, что наука складывалась стихийно, в духе накопления информации, пригодной для насыщения свободного времени, а этот процесс шел, как мы показали, неразборчиво.
Достижения первобытного общества были куда скромнее. Здесь накапливались сведения об окружающей действительности, однако они принципиально не отличались от информации, собираемой животными. Зато в сфере праздных разговоров наступили выдающиеся отличия. Систематические собеседования на обыденные темы породили предания, нарождающаяся религия оснастила их фантастическим флером, дав сказки, а становящееся нравственное сознание, оживив моралью, инициировало притчи. Тем самым были заложены основные составляющие художественной литературы: социальность, нравственность и фантазия. Впечатления от выдающихся переходов, охот и территориальных конфликтов сформировали эпос. Первоначально литература была устной, ориентировалась на слушателей, а потому наглядно служила целям социализации.