Современная швейцарская новелла

Дюрренматт Фридрих

— Боццоло, вы свинья.

— Ботинки!

— Сними ботинки, — сухо приказал Вилер.

— Вот это и выдает вас, — заметил Боццоло. — Я ведь, собственно говоря, нахожусь в избранном обществе, где умеют приспособиться к любой ситуации. К любой. Желаю счастья.

Боццоло сел за руль и захлопнул двери. Колеса закрутились, и машина толчком покатилась назад. Он ехал задним ходом до главной дороги. Шум мотора был слышен еще несколько минут.

— Первый, с кем вы познакомитесь в здешних местах, — это Айва, —

мрачно заявил один из солдат.

Перед гостиницей стоял пост, и оба солдата провели их внутрь. Капитан, чье бугристое лицо напоминало айву, посмотрел через письменный стол на их перепачканные землей ноги и обратился к одному из солдат:

— Принесите мне кофе. И что-нибудь поесть.

Вилер поблагодарил, офицер улыбнулся.

— Вы решили, что это я заказал для вас?

— Я мог бы так подумать, — ответил Вилер.

— Почему это вы могли так подумать?

Вернувшийся солдат откашлялся и подтянул портупею.

— Вы иудейского происхождения? — продолжал расспрашивать капитан.

— Почему вы спрашиваете?

— Разве вопрос не скромен?

— Да нет…

— Нет? Значит, вы не еврей?

— Вообще-то да… Я ответил на ваш вопрос, не скромен ли вопрос.

Солдат у двери одобрительно засмеялся, капитан одернул его.

— Можете предъявить документы? — спросил он.

Вилер полез в нагрудный карман.

— Фальшивый паспорт. На имя Аугуста Гролля. Меня зовут Вилер. Фридрих Вилер. Я врач. Это моя дочь. Эстер. В паспорте Маржолен Гролль. Может, вам будет небезынтересно узнать, что дед мой был жителем деревни Эндиген, в кантоне Ааргау, а потом перебрался во Франкфурт.

— А теперь вы снова захотели в деревню обетованную?

Это была та тема разговора, от которой Вилер научился уходить, и он промолчал.

— Профессия? — спросил капитан.

— Врач.

— Это ваша дочь?

— Да. Ее зовут Эстер.

— У вас есть при себе деньги?

— Нет, меня начисто обобрали. — Вилер не ожидал, что ему поверят.

— Я так и думал, — заметил капитан. — Конечно, немцы.

— Эльзасец.

Вилер почувствовал, как рука Эстер дернула его за пиджак.

— У девочки ноги в крови, господин капитан, — крикнул солдат, стоявший у двери.

— Не возражаю, — ответил капитан, подойдя немного ближе, — вызовите санитара.

Солдат вышел, с силой хлопнув дверью. Вилер отнес ребенка на скамью и начал осторожно снимать комья глины, потом попросил ножницы.

— Для чего?

— Я врач, господин капитан.

Офицер с айвовым лицом подошел к письменному столу и принес ножницы. Вилер стал разрезать чулок.

Через несколько минут появился майор, который представился Хубером, доктором Хубером, и смущенный капитан попросил его проэкзаменовать «вон того мужчину», он сомневается, что тот врач. Майор ничего не ответил, принес дистиллированную воду и принялся беседовать с Вилером. Выяснилось, что он работал в Париже ассистентом в том же госпитале Ля Рибуазьер, девять лет перед войной, счастливое время.

Он мыл ноги Эстер

и смеялся над их общим бывшим шефом. Вилер, считал майор, не должен питать никаких иллюзий, здесь ему вряд ли разрешат работать врачом, но он, майор, хотел бы сделать для него все возможное. Многих прямо с границы отправляют обратно — постановление правительства; во времена бесчеловечности человечность дается нелегко, вот и вчера женщину, которая несла на руках умершего от истощения сыночка, впустили лишь потому, что у нее оказались документы.

— Документы? — переспросил Вилер. — У нее с собой были деньги, так что государству она была бы не в тягость!

Вилер, пошатываясь, поднялся и спросил, можно ли ему выйти. Солдат, ходивший за кофе, вернулся с дымящимся кофейником, и капитан приказал ему проводить Вилера в туалет. Через четверть часа солдат вернулся и доложил, что он несколько раз стучал в дверь туалета, но безрезультатно. Не следует ли ее взломать? Майор и капитан выбежали и принялись трясти дверь.

Девочка пила маленькими глотками горячий кофе, а солдат спрашивал, как ее зовут.

— Эстер, — сказала она, — Эстер Маржолен Вилер.

— Красивое имя.

Девочка кивнула и радостно посмотрела на свои ноги, забинтованные до колен. Она спросила солдата, можно ли ей надеть его каску. Солдат развязал ремень под подбородком и нахлобучил ей каску на голову. Они оба засмеялись и все еще продолжали смеяться, когда вернулись врач и капитан.

7

Снежные подушки прижали к земле безмолвные дома. Ни тропка, ни звериный след не вели к ним, и всадник, как ни всматривался, поскакал в конце концов напрямик через поле. Лохматый снег свисал с крыш; сквозь разбитые окна ветер занес снегом медные сковородки и столы, только из одной трубы вилась чуть живая струйка дыма, а на пороге лежала замерзшая кошка.

Гусар привязал коня, сдернул с плеч накидку, перебросил ее через седло и постучал.

— Кто там? — услышал он женский голос.

— Тот, кто просит, чтобы его впустили.

Задвижка щелкнула, дверь открылась, и он увидел лицо старухи.

— Входите, ради бога.

На столе лежали два перетянутых веревкой узла и посох.

Старуха закрыла за ним дверь, зашаркала к очагу и бросила в дымящуюся топку вещи, сваленные в углу.

— Дров больше нет. Я жгу одежду и башмаки… Отцы и сыновья либо далеко отсюда, либо вовсе умерли, а я уже слишком стара, чтобы рубить соседские двери и столы.

— Соседские двери? А как же соседи?

— Ушли, умерли.

Гусар пробормотал что-то.

— Вы говорите со мной не на своем родном языке, — сказала женщина. — Откуда вы родом?

— Из России. А это правда деревня Баранген?

— Так ее называли.

Старуха сгребла с печи деревянные черпаки, разломала их и бросила в огонь. За ними последовали рукоятки мотыг и топоров, кожаные пояса, ботинки и футляр от настенных часов.

— Время идет и так, — сказала старуха. — Для чего вы ищете эту деревню?