Современная советская фантастика(Сборник)
Шрифт:
— Машину? — удивился Матвей.
— Да, мне интересно. Уважьте любопытную старую женщину.
— Я, собственно… пожалуйста, — он опешил и не сумел сразу отказать. — Только она на чердаке, туда лестница крутая, вам не трудно подняться будет?
— Почему же? Я еще вполне бодрая женщина, я хожу осторожно, с палкой, не падаю, — с толикой гордости ответила Ядвига.
— Идемте, — покорился Матвей.
— …Так вот она какая, — старуха осторожно потрогала панель Машины. — Довольно простая, как телевизор…
— Увы, — развел руками Матвей.
— Вот что — я хочу попробовать! Сюда садиться? — старуха решительно указала на кресло.
— Нет, нет, нельзя! — всполошился Матвей и загородил кресло руками.
— Отчего же, уважаемый Матвей? Мне-то что угрожает? Неужели вы думаете, что я расстроюсь, если увижу это черное пятно? Я давно готова умереть, совсем не боюсь смерти и знаю, что могу умереть сегодня, завтра. Я совсем спокойно этого жду. Но вдруг я проживу еще 17 лет? Мне будет 94 — ведь так бывает. Тогда я буду жить сейчас немного по-другому: отремонтирую дом, буду больше следить за собой, чтоб совсем не развалиться к тому времени, обязательно куплю собаку, я ведь люблю собак, но уже три года без собаки, потому что они, бедные, так привязываются к хозяевам, а потом совсем не могут без них жить… Ну дайте, дайте, — Ядвига нетерпеливо отвела руки Матвея от кресла и села.
«А ведь правда, — подумал Матвей. — Ей-то действительно ничего не грозит. Наверняка пятно будет. Но и тут ничего страшного: может быть, и десять лет проживет, а то и шестнадцать…»
Он приладил клеммы к рукам и голове старухи и включил Машину. Стал считать код.
— Ядвига Витольдовна, тут уж честно скажите — вам 77 лет? Это нужно для вашего кода, иначе ничего не выйдет.
— Это абсолютная истина. Мне 77 лет и три месяца.
Он нажал «Пуск», раздалось гудение, и на экране стали медленно проступать черты лица старухи.
— Предупреждаю, клеммы будут греться, этого не пугайтесь, даже жечь немного будет…
— Я весьма терпелива, — гордо сказала Ядвига и вдруг воскликнула с детским восторгом: — О, смотрите, это же я! Честное слово, я!
— Да, это вы, — горько сказал Матвей, вспомнив ту же радость Милы.
— А почему нечетко видно? — требовательно спросила старуха.
— Ну, это же не кино, — усмехнулся Матвей.
— Жаль, — вздохнула она.
Машина гудела, изображение подрагивало, но не менялось.
— Ну а дальше? — попросила Ядвига Витольдовна.
— Кто ее знает, может, и вовсе ничего не выйдет, как у меня…
И только он сказал это, лицо на экране свернулось, смялось, будто в комок, потом комок уменьшился до точки и пропал. Экран затянуло, как туманом, ровным серым цветом. Потом на сером замаячили неясные тени… «Ну, вот и пятно собирается, — подумал Матвей. — Работает, гадина».
Внезапно туман исчез, будто занавес убрали, и на экране появились три лица. У Матвея по коже, от висков к ногам, волнами, одна за другой, побежали мурашки.
Необыкновенной красоты молодая женщина с тонким гордым, даже
— Боже! Янек! Басенька! — закричала старуха и протянула к ним сухие руки. — Дети, мои дети! Это же мои дети, мой Янек, моя Басенька, это я в тридцать лет!
Внезапно, как будто камера отъехала от людей на экране, стало видно, где они. Ядвига с детьми сидела в открытой коляске, катившей по широкой улице мимо парка.
— Это Аллеи Уяздовски! Это Лазенки! — закричала старуха. — Это Варшава! Мы никогда там не были вместе, но, значит, будем, будем, будем!
Вдруг гудение Машины стихло, и в тишине раздалось цоканье копыт.
— Я слышу! Слышите, слышите, Матвей! — Ядвига плакала и смеялась.
И тогда они услышали голос мальчика, заговорившего по-русски:
— Мама, а когда я вырасту взрослый, можно я каждый день на лошадке буду кататься?
— Можно, милый, — ответила мама.
— Мама, а когда я вырасту взрослый?
— Вот пройдет время, а потом еще немного времени, а потом еще чуть-чуть, и однажды настанет день, когда…
И тут коляска выкатилась с экрана, но сразу появилась вновь: Ядвига и Матвей слышали, как удаляется она под цокот копыт, видели вьющиеся волосы женщины и две детские головки, прильнувшие к ней.
— Боже, какое счастье, какое счастье! — плакала старуха, не отрывая глаз от экрана. — Я увижу моих детей, я их снова обниму!
Матвей сжал руки в кулаки, отчаянно напрягся, чтобы вновь почувствовать свою упрямую, жесткую силу: предвестие звука коснулось его. Он понял, что сейчас услышит знакомые грузные шаги.
А Ядвига Витольдовна смеялась сквозь слезы и все вглядывалась в почти неразличимую, укатившую вдаль коляску, в которой вели разговор мать и сын.
«Пора! — молил Матвей. — Пора! Иди же, иди, я вызываю тебя! Слышишь?! Иди!»
В текст повести включены стихотворные строки Геннадия Шпаликова, Бориса Пастернака, Самуила Маршака, Анны Ахматовой, Леонида Мартынова, Велимира Хлебникова, Осипа Мандельштама.
Михаил Пухов
БРОШЕН ВВЫСЬ
Повесть
Розовые пенистые шары плавают в воздухе. Ударяются в стены и друг о друга, сливаются, дробятся на капли, в пыль, в радугу.