Современные классики теории справедливой войны: М. Уолцер, Н. Фоушин, Б. Оренд, Дж. Макмахан

Куманьков Арсений

Участие в несправедливой войне не может быть оправдано ссылкой на подчинение власти, если несправедливость войны очевидна и известна её участникам. Гроций аргументирует это необходимостью в большей степени следовать универсальным законам природы: «Богу следует повиноваться более чем людям» [169] . Участия в несправедливых войнах следует избегать. Это же относится и к ситуации, когда справедливость войны неочевидна и особенно когда речь идёт о вторжении в чужие пределы, а не самозащите. В целом Гроций выступает за то, чтобы решение о войне, как решение правосудия, было «ясными и очевидными» и объявлялось открыто [170] . Право на участие в несправедливой войне появляется в одном случае. Когда противник действует с чрезмерной жестокостью по отношению к подданным государства, ведущего несправедливую войну, у пострадавших от жестокого обращения появляется законное основание защищать свою жизнь.

169

Там же. С. 566.

170

Там же. С. 570.

Здесь же мы переходим и в плоскость jus in bello. Гроций оговаривает

запрет убийства «неповинных подданных… кроме как в целях необходимой обороны, в виде следствия и непреднамеренно» [171] . С одной стороны, в этом можно увидеть современный принцип различения: законные жертвы войны должны быть отделены от тех, на кого запрещается нападать. С другой стороны, Гроций высказывается в духе доктрины двойного эффекта: ради достижения благих целей в некоторых ситуациях приходится причинять вред невинным людям. К этой проблеме Гроций возвращается и в третьей книге: «нужно учитывать, что к праву на действия привходят многие косвенные последствия, помимо намерения действующего, которые сами по себе не составляют его права» [172] .

171

Там же. С. 572.

172

Там же. С. 579.

В результаты войны должна решиться проблема обеспечения достаточного уровня безопасности, поэтому, с точки зрения Гроция, мы получаем нравственное право использовать все средства, которые способствуют достижению этой цели: «если справедливо наказание, то справедливо и любое принуждение, без которого невозможно прибегнуть к наказанию; и все, что входит составной частью в наказание, как разрушение вещей на пожаре или иное, поскольку это, разумеется, находится в пределах права и соразмерно с неправомерным деянием» [173] . Здесь, с одной стороны, закрепляется принцип пропорциональности ad bellum, но с другой стороны, пропорциональность in bello фактически не предполагается. Война сама по себе должна начинаться только в ответ на серьёзное правонарушение, и в ходе войны допустимы те средства, которые позволят восстановить справедливость. Но определение Гроцием допустимых средств и способов ведения войны далеко от современного. Нидерландский юрист не считает необходимым проводить различение между различными группами участников войны и исследовать степень их вовлечённости в конфликт; нападению могут быть подвергнуты не только солдаты противника, но и пленные, женщины и дети, если только этого требует справедливое наказание. Вот несколько показательных фрагментов:

173

Там же. С. 578.

«право делать дозволенное открывает широкие возможности, так как распространяется не только на тех, кто на самом деле вооружен и участвует в военных действиях или кто состоит подданным воюющих, но и на всех, находящихся на неприятельской территории»; «подданным неприятеля, то есть лицам, являющимся таковыми в силу постоянной зависимости, по праву народов дозволяется вредить повсеместно. Ибо когда война объявляется, она объявляется вместе с тем отдельным представителям всего народа… [И]х можно убивать безнаказанно на их собственной земле, на территории какого-либо врага, на ничьей земле и на море» [174] .

174

Там же. С. 620.

Однако двойственность моральной позиции Гроция - ветхозаветная этика наказания и новозаветная этика милосердия - проявляется в явном стремлении нидерландского философа ограничить войну. Отдельный человек или государство, обладающие справедливыми причинами, могут законным образом использовать оружие против своих врагов, однако, как заявляет Гроций, «не может душа, всецело погруженная в заботы войны, пребывать в безопасности и вере в Бога, иначе как постоянно имея в виду мир» [175] . Война должна завершиться подписанием мирного договора, соблюдение положений которого - святая обязанность противоборствующих сторон. Только добросовестное исполнение договоров даёт надежу заменить враждебность дружескими отношениями.

175

Там же. С. 824.

Ричард Так удачно характеризует концепцию Гроция как «минималистский либерализм» [176] . В ней учение об индивидуальных правах, естественном равенстве и универсальности справедливости транспонируется на уровень публичных отношений и при этом сочетается с такими специфическими положениями, как одобрение рабства или признание права на вмешательство в дела соседних политических сообществ ради защиты справедливости. Тем не менее, теория войны Гроция стала парадигмальной для политической науки XVII–XVIII вв. Гроций открывает эпоху секулярного учения о справедливой войны, базирующейся на теории естественного права. Политические мыслители и юристы, даже критикуя Гроция, не смогут выйти за пределы заданной им орбиты мышления о войне на протяжении ещё долгого времени.

176

Tuck R. Introduction // Grotius H. The Rights of War and Peace, Books IIII. Indianapolis: Liberty Fund. 2005. P. xxxi.

Самуэль фон Пуфендорф - немецкий историк и теоретик международного права - предложил оригинальную трактовку теории общественного договора, соотнесённую с протестантской политической философией. Отправной точкой в рассуждениях Пуфендорфа становится учение о естественном законе. В теории Пуфендорфа естественные законы или обязанности (officium) установлены Богом и призваны обеспечить мирное сосуществование людей. Соответственно, один из наиболее важных естественных принципов состоит в запрете на причинение вреда одним человеком другому. В соответствии с этим об изначальном естественном состоянии, в которое человек был помещён Богом, следует говорить как о состоянии мира [177] . К этому добавляется идея изначальной социальности людей: «основательный закон естественный, сей есть, дабы человек елико может имел и хранил содружество… Отсюду разумети надлежит, все что до сохранения онаго содружества всеконечно есть потребное, тое законом естественным установлено, а что оное возмущает и прерывает, тое возбранено тем же законом» [178] .

Иными словами, человек по природе живёт в сообществах и пребывает в мире, а насилие и войны появляются в определённый момент исторического развития человечества как следствие чрезмерного роста населения. Очевидно, что Пуфендорф полемизирует в данном случае c Т. Гоббсом, который описывал естественное состояние как состояние разрозненности и войны.

177

Отчасти здесь взгляды Пуфендорфа совпадают с известной теорией естественного состояния Дж. Локка, к которому активно обращаются современные теоретики справедливой войны.

178

Пуфендорф С. О должности человека и гражданина по закону естественному. СПб., 1726. С. 66–67. Цит. по: Перевезенцев С.В. Теория естественного права в трудах Самуила Пуфендорфа // Историческое образование. 2014. № 2. С. 70–88.

Вопрос о справедливости войны помещается Пуфендорфом в контекст его теории естественного права. Исполнение естественных законов, которые открываются разумом, может потребовать применения насилия. Однако в соответствии с основным естественным законом конечная цель справедливой войны заключается в восстановлении состояния мира.

К справедливым причинам, уполномочивающим обращение к оружию, Пуфендорф относит защиту жизни и собственности, а также возвращение того, что причитается справедливой стороне по праву, и сбор репараций [179] . Стремление к обогащению и жажда власти квалифицируются в качестве несправедливых причин войны, а государства, ведущие несправедливые войны, приравниваются Пуфендорфом вслед за Августином к бандам разбойников [180] . Пуфендорф подчёркивает, что государство, даже обладающее справедливой причиной, должно столкнуться с явной угрозой собственной безопасности, чтобы в ответ применить силу. Превентивные войны, вызванные страхами и опасениями, не кажутся немецкому юристу справедливыми. Равно как и поспешное применение насилия даже при наличии справедливой причины. Война, во-первых, должна иметь под собой действительно серьёзную причину и, во-вторых, решение о ней следует принимать только ввиду невозможности решить конфликт переговорами или объективным арбитражем [181] . Эти положения подтверждают приверженность Пуфендорфа принципам пропорциональности и крайнего средства. И в них, как это определяет Р. Такк, открывается критика Пуфендорфом излишней агрессивности современных ему отношений между европейскими народами и колониальных завоеваний [182] .

179

Pufendorf S. De Officio Hominis et Civis Juxta Legem Naturalem. New York: Oxford University Press. 1927. P. 154.

180

Pufendorf S. De jure naturae et gentium libri octo. Londini Scanorum: Sumtibus Adami Junghans iprimebat Vitus Haberegger. 1672. P. 1166.

181

Pufendorf S. De Officio Hominis et Civis Juxta Legem Naturalem. Pp. 102103; 154.

182

Tuck R. The Rights of War and Peace. Political Thought and the International Order from Grotius to Kant. P. 161.

При обсуждении должного способа ведения войны Пуфендорф выступает как сторонник применения практически неограниченных средств достижения справедливой цели. Пуфендорф заявляет, что modus agendi в войне суть сила и ужас, террор (vis et terror) [183] . Единственным ограничителем выступают требования гуманности. Это обосновывается тем, что справедливость гражданских отношений и наказание за нарушение норм гражданского права обеспечивается беспристрастной властной инстанцией, занимающей доминирующее положение по отношению к индивидам, составляющим общество. Однако в международных делах не существует независимого судьи, обладающего властью и авторитетом большим, нежели власть государей. На них непосредственно перекладывается обязанность выступать в качестве судьи по отношению к нарушителю права и справедливо карать его. И всё же по природе своей человек наделён моральными добродетелями. Благоразумие заставляет его отказаться от чрезмерного насилия даже при наличии справедливого основания его применения. Моральные качества индивидов экстраполируются и на политические институты, поэтому государства также должны отказаться от необоснованной жестокости и агрессии в отношениях с другими государствами [184] .

183

Pufendorf S. De Officio Hominis et Civis Juxta Legem Naturalem. P. 155.

184

Ibid. P. 155; 157; Pufendorf S. De jure naturae et gentium libri octo. P. 11631164.

Примечательно, что особое значение Пуфендорф придаёт способу окончания войны - она завершается заключением мирного договора, который в обязательном порядке должен быть ратифицировать всеми суверенами, вовлечёнными в конфликт. При этом соглашение удостоверяется клятвами, обменом заложниками и посредничеством сторонних государств [185] .

В сочинениях Пуфендорфа, а также ещё одного немецкого философа - Христиана Вольфа, постепенно закрепляется исключительно политическая и правовая интерпретация войны. Именно столкновения суверенных государств или гражданские войны начинают пониматься как войны в особом смысле слова, характерные только для политической жизни, в том время как частные войны или война всех против всех осмысляются как феномены, свойственные не только людям, но и животным [186] , то есть в принципе типичные для мира природы.

185

Pufendorf S. De Officio Hominis et Civis Juxta Legem Naturalem. P. 159.

186

Об этом см.: Justenhoven H.-G., St"uben J. Kann Krieg erlaubt sein? Eine Quellensammlung zur politischen Ethik der Spanischen Sp"atscholastik. Stuttgart: W. Kohlhammer Verlag, 2006. S. 41.