Современный чародей физической лаборатории
Шрифт:
"Зачем вы хотите, чтобы я рассказывал вам об Аляске?"
"Я, - сказал Вуд, переминаясь с ноги на ногу, - я уезжаю в Калифорнию на следующей неделе, чтобы там жениться, и я хочу включить Аляску в наше свадебное путешествие".
"Ха", - сказал Роуланд с усмешкой, - все остальное вы уже испробовали и теперь хотите испытать еще это?"
Так Роберт Вуд, уже не младший теперь, женился на Гертруде Эмс девятнадцатого апреля 1892 года,. в Сан-Франциско. Ему было двадцать четыре года: он был шести футов ростом, с квадратным подбородком, голубыми глазами, мощный и красивый, как Люцифер. Она была моложе его, тонкая, красивая, выше среднего роста, с золотистыми волосами. Это был нерасторжимый брак.
Оба они, привыкшие к роскоши, начали свое свадебное путешествие (через отели в Монтерее и
Даже для свадебной поездки Вуд не упустил возможности химической шутки. Одним из веществ, которые студенты Ремсена приготовляли, был флуоресцеин, то самое удивительное соединений, крупинка которого, величиной с булавочную головку, растворенная в бочке воды, заставляет ее светиться под лучами солнца изумрудно-зеленым светом. Летчики, сбитые и спустившиеся на воду в теперешней войне, применяют его, чтобы создать огромное зеленое пятно на поверхности воды, которое легко заметить со спасательного самолета.
Йеллоустонский парк, который он посетил в предыдущем году, тоже вошел в маршрут путешествия, и Вуду пришло в голову, что гейзер "Старый Верный" будет удивительным зрелищем, если в нем растворить достаточную дозу флуоресцеина. Он приготовил пинту этого вещества, в виде густой темно-коричневой жидкости, закупорил его как следует в широкогорлую бутылку - этого количества вполне хватило бы, чтобы сделать небольшое озерко светящимся, - и спрятал в свой чемодан.
По дороге на восток, после приключений в Калифорнии и Аляске, они сделали большой тур по Йеллоу-стону, и Вуд приготовил для гейзера свою бутылку флуоресцеина. Об этом эпизоде он рассказывает так:
"Мы нашли, что "Старый Верный" слишком хорошо охраняется сторожами, чтобы там можно было что-нибудь устроить, но я вспомнил, что есть место еще лучше - знаменитый Изумрудный источник. Большая партия туристов с проводником собиралась отправиться туда пешком, но я уже знал дорогу, и мы вдвоем вышли раньше них, и вокруг знаменитого источника никого не было. Сильный поток воды выходил из туннеля, и как только мы услыхали голоса туристов, я откупорил бутылку с флуоресцеином и бросил ее в середину озерца. Она опускалась глубже и глубже, пока не исчезла из виду, оставляя за собой зеленый хвост. Несколько минут ничего не случилось, а потом из глубины выплыло огромное облако, похожее на грозовую тучу, удивительного зеленого цвета; оно росло и принимало все более сложные формы, приближаясь к поверхности, а когда подошли туристы, все озерко светилось в лучах солнца, как настоящий изумруд. Мы слышали, как гид монотонно бормотал свое описание: "Перед вами, леди и джентльмены, Изумрудный источник, называемые так из-за зеленоватого цвета... боже мой! Я никогда не видал такой штуки, а я живу здесь уже десять лет!" Туристы были восхищены, и мы тоже".
Так как женитьба увеличила его расходы и ответственность и так как несмотря на свои причуды он был практичным уроженцем Новой Англии, молодой человек стал искать не слишком дорогого способа продолжать свои занятия. Только что созданный тогда чикагский университет показался ему "подходящим". Его рекламировали, как самое богатое научное заведение всех времен. Ходили разговоры, что его печатный проспект весил четырнадцать фунтов и что в нем содержалась программа трех курсов химии, посвященных соединениям, которых до сих пор не было на свете. Вуд попросил места и получил его осенью 1892 года после того, что я бы назвал его медовым месяцем (он ненавидит это слово; его дневник, который охватывает этот счастливый период, озаглавлен "Путешествие, следовавшее
Приведу короткий отрывок из его записей за следующие два года, хотя в них и мало говорится о лаборатории и университете. Я привожу эти строки, потому что они бросают свет на его характер. Я никогда не знал точного значения слова "шутка", но знаю, что некоторые так называемые "шутники" заслуживают того, чтобы им отрубили голову. В свою очередь Роберт Вильямс Вуд, с раннего детства и до сегодняшних дней почтенной старости, иногда проделывает очень странные и удивительные вещи. Но в нем смешивается насмешка и доброта, так что им не только восхищаются, но и любят его же собственные "жертвы". Мне говорили (не сам он, конечно), что их старая ирландка-прислуга Сара, например, смотрит на него, как на доброго, хотя и странного иногда полубога. Вот несколько страниц из его собственного дневника об этой Саре.
"Мы сняли "квартиру", как это называлось в те дни, в большом доме на Южной стороне. Отделение химии было временно размещено в новом, очень непрезентабельном жилом доме, из задних окон которого открывался прекрасный вид на здание Всемирной Колумбийской Выставки. Мы были как раз против огромного колеса Ферриса и наблюдали его постройку с самого начала.
Гертруде посчастливилось в выборе прислуги, высокой здоровой девицы-ирландки, около сорока лет, которая была прекрасной кухаркой, но очень эксцентрична. Сара была невинна, как десятилетний ребенок, и предана, как некоторые негры в старинные времена плантаций. Я купил хитрый аппарат для одурачивания простаков. Он назывался "Магический Делатель Денег". Длинная лента темной материи была намотана на два параллельных валика, один из которых можно было вращать рукояткой, перематывая ленту с другого. С одной стороны вы заряжали новенькие пятидолларовые бумажки и, если слева вовремя всовывать чистые листки бумаги и вращать, деньги выходили между валиков справа. Это был очень совершенный обман зрения. Я показал машину Саре, которая смотрела на нее широко открытыми глазами. Потом она пришла ко мне, со старым долларом, разорванным пополам, в руках, и с надеждой спросила: "А можно починить его?"
"Конечно, - сказал я и вдруг вспомнил, что машина заряжена пятидолларовыми бумажками.
– "Но вам придется немного подождать, - мне надо ее отрегулировать". Я довольно долго не мог нигде в доме найти доллар, но, наконец, разыскал довольно новый - в старых брюках. Закрутив его в машину, я подготовил ее для Сары, и в то время, как старая бумажка медленно исчезла в маленьком черном прессе, с другой стороны вышел новенький доллар. Она была в полном восторге - выбежала из комнаты и сразу же вернулась с измятой, надорванной бумагой. "А с этим вы что-нибудь можете сделать, мистер Вуд?" - "Что это такое?" - спросил я. "Знаете, когда я кончила работать у мистрис Джонс в Канзас-Сити, где я жила десять лет, мистер Джонс, который вел дела с лесом, сказал, чтобы я не клала в банк семьсот долларов, которые я накопила, а отдала в его дело - что деньги будут целы и он будет давать мне шесть процентов, а банк платит только три процента.
– Я отдала ему деньги, а он дал мне эту бумагу. "А вы когда-нибудь просили его вернуть деньги?"- спросил я. "О, нет,- сказала она и покраснела.
– Они мне понадобятся, только если я выйду замуж".
"Машина не годится, чтобы выправить вашу бумагу", - сказал я, - "но если вы дадите ее мне, я посмотрю, что можно сделать для вас. И все-таки я боюсь, что вам никогда не удастся получить ваши деньги назад".
– Сара расплакалась, и Гертруда напрасно пыталась ее успокоить. Бумага была обязательством, написанным вполне правильно, и я свез ее в город, в мой банк. "Почти безнадежно, - сказал кассир, - но для пробы пошлем ее, и посмотрим, что получится". Через неделю я был уведомлен, что бумагу оплатили с процентами на сегодняшний день; я отвез Сару в банк, представил ее главному кассиру, и ее вклад был благополучно положен на книжку. Добрый старый Джонс из Канзас-Сити - снимаю перед вами шляпу!"