Современный чехословацкий детектив
Шрифт:
— Времени у вас достаточно, господа, — заявил после ужина профессор, — Ваш поезд в Прагу — в двадцать два пятнадцать.
Спускалась глухая, черная темнота; легкий туман лежал на земле. Дорога, ведущая к тропинке под насыпью, уже почти просохла, хотя фонарик «Гека» еще там и сям вырывал из мрака глубокие лужи.
Мы шагали молча. Маленькую станцию освещало несколько фонарей. Поезда ждали человек десять, не больше. Мы уселись на перила, ограждавшие длинную дощатую платформу.
Так же молча мы поднялись по крутым ступенькам в вагон. И всю
Карличек дисциплинированно молчал. И только когда за нами закрылись двери моей квартиры, его прорвало:
— Товарищ капитан! Поздравляю! Вы были великолепны! Такого гнусного негодяя я еще не видел! Бывали моменты, когда я серьезно боялся, что вы меня укокошите. Правда, природа подсобила вам маленько, наслав на вас комариков, но ей-богу, если б все преступники были похожи на вас, я бы отказался от своей профессии — из одного лишь страха!
— Вы мне льстите, — возразил я, бросив на кресло портфель «Гека». — Ваша заслуга куда больше. Мне никогда еще не случалось встречаться с таким циничным мошенником, как вы. С ужасом отгоняю от себя мысль, что это и было ваше подлинное лицо и что вы обманываете нас, прикидываясь оперативным работником уголовного розыска.
— Благодарю, — поклонился Карличек. — Есть ли у вас критические замечания по моей игре?
— Одно: слишком много чертыхались.
Затем мы проанализировали ситуацию.
Интересно, каковы успехи у Скалы, раскапывавшего прошлое Гадрабы?
— Горе нам с этим Гадрабой, — с досадой сказал Карличек. — Боюсь, он попал под подозрение по моей инициативе. Только для таких дел он вовсе не годится. Живет скромно, на зарплату, нет у него ни сбережений, ни крупных расходов, он сам моет у себя окна и пол, чтоб сэкономить деньги. Климову он не укрывает, не держит ее взаперти — да в его крошечной квартирке это и невозможно. И мотоцикл он не мог держать у себя эти несколько дней. Мы сегодня направляем наше внимание на совершенно другие объекты... Где он был в понедельник утром, когда перевозили шкаф, узнать нетрудно. Если он, как всегда, работал в то время в ателье, о чем, разумеется, помнят и Бочек, и Мильнерова, то у него алиби, несокрушимое, как скала.
Все, что говорил Карличек, было верно, и все-таки Гадраба солгал же насчет того, что Арнольд заходил в ателье! Ибо если он не солгал, то вся реконструкция событий, изложенная сегодня Карличеком, абсолютно невозможна.
Второй вопрос касался Веры Климовой. Не вынырнула ли она уже из своего укрытия?
Третий вопрос: как пройдет сегодня четверговая сходка наших юных друзей в кафе? В ней, естественно, не должны бы принимать участия ни Арнольд, ни Вера.
Четвертый вопрос — весьма настоятельный; что с Лоубалом?
Пятый, возникающий тотчас за четвертым: что дал первый допрос агента ГК 12/37?
Шестой: найден ли грузовик, перевозивший шкаф?
Седьмой: где тайно погребен Арнольд Фидлер? Надо будет хорошенько поискать. Могила, даже самая тайная, всегда чем-нибудь себя выдаст, какими-нибудь малозаметными признаками, изменениями в характере местности. Земля еще не слеглась, слишком мало прошло времени. Сообразить, где ее искать, по памяти невозможно. Но не могло же быть другого способа устранения трупа — тем более в условиях дачи! Так что следы должны остаться.
— Привезем туда Дворничка, Алоиза Бедрну, — предложил Карличек. — На даче и вокруг нее ему знаком каждый уголок.
Хорошо. Восьмой вопрос: остались ли какие-нибудь следы того, что вытяжную трубу газового отопления в комнате Арнольда затыкали?
Девятый, связанный с ним: что показывает газовый счетчик?
Десятый: что могла бы рассказать Флора Мильнерова, если заставить ее говорить правду?
Одиннадцатый: где теперь эти компрометирующие документы? Существуют ли они вообще или это всего лишь правдоподобная выдумка Карличека?
— Карличек, — сказал я, — для спокойствия души спросим сначала, как себя чувствует Лоубал.
Я позвонил в свой отдел и получил ответ, что состояние раненого не внушает больше опасений.
— Особых сообщений нет?
— Нет. Звонил только полковник — все ли идет хорошо.
— Немедленно передайте ему: все идет наилучшим образом.
— Есть. Надпоручик Скала просил вас позвонить ему, как только сможете.
— Ладно. Арестованный в порядке?
— В полном. Допрос велся под магнитофонную запись.
— Прикажите напечатать и копию отправьте полковнику.
— Есть. Личность «Гека» установлена по картотеке эмигрантов.
— Пока оставьте его в покое. Я нажал на рычажки аппарата и набрал домашний номер Скалы. Он взял трубку почти сразу.
Карличек подошел, пригнулся, чтоб слышать голос своего начальника.
— Это вы?! — обрадованно вскричал Скала. — Отлично! Как себя чувствуете? Хорошо? А как там мой дезертир? У него все нормально?
— Вполне! Действовал он замечательно и шлет вам горячий привет.
— Ну хорошо, хорошо...
Скала сообщил, что наблюдение за английским посольством — он теперь возглавлял эту группу — ничего не дает. Вера Климова не вышла, не выехала, не вылетела каким-либо способом и не была вынесена.
В кафе же собрались человек восемь ребят и девчат. За ними незаметно ведут наблюдение два сотрудника общественной безопасности. Среди собравшихся — Дворничек, но нет ни Арнольда, ни Веры. Компания, по всей видимости, поджидает их. Довольно непринужденно, но все же несколько взволнованно рассказывают друг другу, как их допрашивали. Не похоже, чтоб кто-либо из них хранил какую-нибудь тайну или чтоб утаил что-то на допросе. Дворничек удручен. Он сознался, что явился в кафе вопреки запрещению родителей.