Современный чехословацкий детектив
Шрифт:
— А когда пан Эзехиаш хотел купить виллу? — выпытывал я у Лукаша. — Когда умрет Фрэнк и бабушка получит наследство?
— Нет, сейчас. А бабушка сказала, что на нее он пусть не рассчитывает.
Так. Значит, поручик Павровский прав. Деньги были, и их нет. Я выглянул в окно, на улице нескончаемый дождь омывал мою машину. Все лило и лило, словно начался потоп, а у меня было такое чувство, будто я погрузился в воду уже по самую шею.
Матрона в белом, застиранном до желтизны халате,
— Переобуйтесь! В таком виде нельзя!
Я беспомощно посмотрел на свои забрызганные грязью ботинки. Из окошечка высунулась похожая на тюлений ласт рука и указала куда-то вниз. Я взглянул в ту сторону и увидел ящик, на дне которого валялась одна-единственная пластиковая бахила. Было воскресенье, вторая половина дня, и в хирургическом отделении крчской больницы двери для посетителей не закрывались. Я удрученно повертел в руках пластиковый клочок. Матрона недовольно запыхтела и исчезла в дежурке. Оттуда она вынырнула с парой новехоньких бахил.
Положив на пол букет жасмина, который наломал с куста возле своего домика, и балансируя поочередно то на правой, то на левой ноге, я зачехлил пластиком свои ботинки. Когда я поднял букет, с него облетело несколько цветочков. Матрона фыркнула так громко, что даже усики у нее под носом зашевелились. Мне тут же вспомнился поручик Павровский, и, вконец напуганный, я кинулся подбирать лепестки.
Через минуту я уже шел по выложенному зеленым кафелем коридору, неуклюже шаркая бахилами, с ненужным букетом в руках, и искал глазами, куда бы его засунуть. Что за дурацкая идея — пойти навещать больного товарища с этаким «болиголовом»!
От оконной ниши отделилось бело-голубое полосатое чучело и бодро двинулось мне навстречу.
— Не может быть! — бодро завопил тяжелобольной Йозеф Каминек. — Это мне?
— Ага, — сказал я. — Как себя чувствуешь?
— Сносно. — Щеки у него были пунцовые, а глаза блестящие и ясные. Йозеф выглядел отдохнувшим и улыбался мне радостно и смущенно. — Спасибо, что вспомнили про меня, — произнес он с укоризной. — Как там ребята? Доктор Иреш рад, что начальствует? Как идут дела?
— Сносно, — ответил я ему в тон. Похоже, Йозеф ждал от меня подробного доклада, как идет строительство в его отсутствие, хотя отсутствовал он всего один рабочий день.
— Что, так и будем тут стоять? Тебе, наверное, лежать надо? Не рано ли забегал после операции?
— А меня и не резали. Не дался. Это не язва открылась, просто какие-то острые боли. Знай я об этом раньше, ноги бы моей здесь не было! — мрачно буркнул он и двинулся к застекленной переборке в конце коридора. — Идем же! — Йозеф вдруг слегка покачнулся.
Я поспешно взял его под руку.
— Они колют мне прокаин, — пожаловался Йозеф. — Ходишь после него как оглушенный. Все не так уж плохо, но, говорят, придется побыть здесь хотя бы недели две. — Позвонив у
— Привет, Геленка! — заворковал он открывшей дверь молодой женщине в белом. — Позволь тебе представить моего незаменимого сослуживца. Петр Мартин — доктор Майерова. — И он всучил ей сильно пахнущий букет.
Докторша уткнула нос в жасмин и подняла на меня глаза, обведенные темными кругами.
— Ну что ж, входите, — вздохнула она.
Губы у нее были прелестные и упрямые, подбородок же только упрямый. Кроме того, у нее имелась славная полу затененная комнатка, с диванчиком и креслицами вокруг столика, украшенного бутылкой коньяка.
Мы сели. Докторша сунула букет в какую-то больничную склянку и вознамерилась заменить ею грузинский коньяк на столике.
— Оставь его на месте, — попросил Йозеф. — Ты выпьешь? — обратился он ко мне.
— Нет.
— Не стесняйся. У нее этого добра полный шкафчик, правда, Геленка?
Геленка подошла ко мне, двумя пальцами взяла меня за подбородок и повернула мою голову к окну.
— Надо было вам прийти пораньше, — озабоченно изрекла она. Тщательно обследовав мой подбородок, сказала: — Теперь уже ничего не поделаешь… Подождите. — Подойдя к умывальнику, она начала тщательно мыть руки.
— Что случилось? — удивился Йозеф, только сейчас заметив то, что не скрылось от профессионально натренированных глаз докторши.
Подойдя ко мне, она нежными пальцами слегка коснулась черной корки на моей брови.
— Больно?
— Нет.
— А здесь? — Так же легко она ощупала мне верхнюю губу.
— Почти нет. Даже не чувствую, когда вы прикасаетесь.
Она нахмурилась.
— Вероятно, задет нерв. Надо бы кое-где зашить. Шрамы у вас останутся. Как это случилось? Вы что, упали?
— Да.
— Чем это ты занимался, старик? — развеселясь, спросил Йозеф.
На белом шкафчике зазвонил телефон, Геленка сняла трубку.
— Да, — сказала она. — Сейчас буду. — Она положила трубку. — Меня вызывают в поликлинику. Зайдите потом туда. Я вам хоть мазью помажу.
Едва дверь за ней закрылась, Йозеф повторил свой вопрос.
— Ты что, свалился в бетономешалку или налетел на бульдозер? — выпытывал он с любопытством.
— Налетел на твоего друга, — ответил я. — На инженера Дрозда. А свалился на резиновый шланг в его руке.
— Да брось ты! — Йозеф расхохотался, но тут же посерьезнел. — Старик, я этого не ожидал. Извини, что я тебя тогда отфутболил Ганке… И надо же, все из-за какого-то идиотства, которое только женщине может прийти в голову! — негодовал он.
— Можешь ты наконец рассказать, ради чего ты отфутболил меня пани Дроздовой? — холодно спросил я. — Только не сочиняй больше всякой ерунды про то, что я поехал оценивать дом, принадлежащий инженеру-строителю. И про то, что мы должны были увлечься друг другом.