Современный финский детектив
Шрифт:
— Безвинного мальчишку? Не может быть такого положения, если вы только специально этого не хотите.
Харьюнпяа постучал в дверь Кандолина и вошел. В комнате было полно мужчин, и синий табачный дым плавал в воздухе как овеществленная усталость, которую можно было прочесть на всех лицах. Напротив Кандолина сидел молодой, не известный Харьюнпяа мужчина с редкими светлыми усами, одетый в форму таксиста. Вид у него был такой же невыспавшийся, как у всех. Фуражку он положил на колено. Кандолин, единственный из всех, выглядел не менее бодрым и деятельным, чем вечером.
— Мать этих парней здесь, — сказал Харьюнпяа. —
Он взмахнул полиэтиленовым мешком, который держал в руках, — старшая женщина отдала ему мешок и умоляла проследить, чтобы его передали по назначению.
— Ах, ждут в коридоре, — медленно сказал Кандолин и потер лоб. — Пусть наберутся терпения и подождут, раз пришли без приглашения. Пускай не думают, что, как всегда, возьмут нахальством.
Только теперь Харьюнпяа вспомнил, что Кандолина считали в Управлении специалистом по цыганам — правда, репутация эта сложилась у него лет десять назад, когда преступления, в которых подозревались цыгане, случались гораздо чаще.
— И никаким посредничеством мы заниматься не станем, — продолжал Кандолин официальным и вместе с тем многозначительным тоном — это, несомненно, объяснялось присутствием таксиста. — Пускай Сашка Хедман посидит в таких же условиях, как все задержанные. Пусть, как другие, довольствуется здешним питанием…
Харьюнпяа подошел ближе к столу Кандолина; он и сам понимал, что лучше было бы промолчать, но попытался еще раз:
— Они очень перепуганы. И говорили на своем языке, словно на самом деле чего-то боялись. Если бы их понять…
Мужчины слегка усмехнулись. Кандолин сказал:
— Еще бы им не испугаться, ведь парень может схлопотать за убийство пожизненное заключение.
— На военных курсах наш учитель финского раздал всем листочки, — тихо, словно во сне, сказал Кауранен, сидящий где-то у окна. — На них был список цыганских слов. Так, мне помнится, говорилось в заглавии… Но мы посчитали — хватит с нас и того, что старик учит нас финскому. И на следующем уроке мы порвали эти листочки — все одновременно. Черт побери, стоило поглядеть на физиономию деда! Больше он, говорят, ни разу не пробовал учить чужим языкам…
Все громко рассмеялись, даже слишком громко — усталость отключила тормоза; но Харьюнпяа смутился — не оттого, что они осмеяли его, что он сделал или сказал что-нибудь смешное: ему показалось, что его как бы отделили от компании. Он огляделся — все смотрели на него, может быть, это было случайно, но казалось, что Кандолин адресовал следующие слова именно ему:
— Tee tuu mange tsergi hooro…
Смех прекратился, мужчины закашляли. Насупившись, они смотрели на Кандолина, как смотрят на человека, который справился с неодолимой задачей. Только Ехконен, самый младший из следователей в отделе Кандолина, едва достигший двадцати, наивно спросил:
— Что это значит?
Но Кандолин ограничился улыбкой и кивком головы. Потом прочистил горло, как бы желая напомнить, что работа не ждет, и повернулся к таксисту:
— Давайте вернемся к тому, что он сказал. Можете ли вы поточнее вспомнить?
Таксист вздохнул и облокотился о стол — он явно почувствовал себя свободнее, подумал, что тоже относится теперь к этой компании.
— Он говорил: «Фейю
— Как вы это поняли?
— Да что тут понимать? Приятель явно убегал и торопился сесть в машину… Мне, конечно, показалось, что он чего-то натворил.
— Вы хотите сказать — застрелил Фейю?
— Да, то есть, в сущности… Да, это тоже пришло мне в голову. Хотя в такое, конечно, трудно поверить. Но он меня все-таки напугал, и я решил: не повезу. Только через несколько часов на стоянке у вокзала приятели рассказали мне о вашем сообщении по рации. Я, наверно, заправлялся или ходил пить кофе, когда это передавали…
— А вы сможете узнать того парня?
— Черт побери, настолько-то я его разглядел!..
Харьюнпяа прошел в комнату Кауранена и машинально стал проверять содержимое полиэтиленового мешка — в глубине души он надеялся, что мешок Сашке передадут, что Кандолин хотел проявить строгость только при таксисте. В мешке была чистая рубаха и нижнее белье, две пары носков, банка апельсинового сока, булочки, пакет нарезанной колбасы. Он начал запихивать все обратно — и тут заметил что-то странное. На столе, там, где только что были носки, лежал патрон. Харьюнпяа взял его в руку. Это был обычный патрон, калибра 7,65. Он закрыл глаза, чтобы хорошенько подумать; на столе, несомненно, было пусто, никакого патрона тут не было, у него он выпасть не мог, его патроны другой формы. Значит, этот мог находиться только в вещах, предназначенных Сашке. Харьюнпяа повернулся и пошел к двери.
— Послушайте…
Все столпились вокруг стола. Кандолин разложил там больше десятка фотографий разных цыган. Таксист указал пальцем на одну из них:
— Вот он.
Мужчины с облегчением задвигались. Харьюнпяа увидел в щель между Каураненом и Ехконеном, что на фотографии был Сашка.
— Так, — обронил Кандолин. — Я думаю, лучше всего записать ваши показания. Харьюнпяа, скажи-ка этим цыганским дамам, чтобы приготовились ждать не меньше часа.
— Ты бы обменялся с ними несколькими словами — у них на руках даже грудные дети.
— Ну ясно, они всегда прихватывают младенцев. Это их обычная тактика, дети-то могут разжалобить — по себе, наверно, знаешь…
Это снова вызвало легкий взрыв смеха.
— Скажи, пусть наберутся терпения.
Харьюнпяа, ни слова не говоря, взялся за ручку двери. Какой-то нерв на его лице сильно задергался. В кулаке он сжимал патрон, ставший уже совсем теплым, как яичко маленькой птицы. Он решил, что наличие патрона должно было что-то сообщить Сашке и что женщины пытались провести его, Харьюнпяа; на минуту он почувствовал к ним то же раздражение, что и к Кандолину, и ко всем остальным, но все-таки опустил патрон в карман.
11. ХИЛЛЕВИ
Хиллеви прыгала по бетонным плитам тротуара: на левой, на левой — на правой, на правой — поворот кругом — и сразу на обеих. Остановилась, оглянулась. Такой длинный путь она, прыгая, никогда еще не одолевала. И даже черты ни разу не коснулась, хотя сапоги такие громадные — это ведь не ее сапоги, а Хелли.
Хиллеви вздрогнула. Мысль о Хелли заставила ее вспомнить и о Старине Калле с Алекси. Она о них почти забыла, а ведь Хулда велела идти прямо домой. Их надо чем-нибудь накормить. И проследить, чтобы они никуда не ушли и никого не впустили в дом.