Современный французский детективный роман
Шрифт:
— Я живу довольно далеко… Набережная Анжу, на острове Сен-Луи.
— Хотите, мы попросим, чтобы вас проводили?
— Я буду очень признателен.
Вернулся д'Аржан с газетой.
На первой полосе, над шестью колонками, чернела жирная шапка:
«Такое не пришло бы в голову ни одному писателю.
Убийце — Гонкуровская премия!
Действительно ли неизвестный автор «Молчания Гарпократа», которому десять академиков присудили Гонкуровскую премию, убийца букиниста в Муассаке?
Полная тайна.
(От
— Вот этого-то я и хотел избежать, — прошептал Симони, внимательно прочитав заголовок.
Жозэ развел руками, словно говоря: мы ничего не можем поделать… Все кончено…
Симони медленно сложил газету и сунул ее под накидку. Репортер облегченно вздохнул. Поэт не увидел фотографии, помещенной д'Аржаном внизу шестой колонки. Жозэ обрадовался. Слава богу, хоть этого не заметил. Фотомонтаж сделан был довольно ловко и зло: «Симони, задрапированный в свою знаменитую накидку, на фоне черного силуэта. «Кто же автор «Молчания Гарпократа»? — гласила подпись. — Этот вопрос задает себе вместе со всеми Гастон Симони, поэт, известный своим сборником стихов «Цветы тени», один из самых уважаемых членов Гонкуровской академии».
— Я позвоню в гараж, — предложил Жозэ. — А вы, д'Аржан, проводите мосье Симони, хорошо?
— Еще раз заранее благодарю вас за все, что вы сможете сделать для нас! — и поэт пожал руку репортеру.
Симони с д'Аржаном направились к лифту.
В слабо освещенном коридоре несколько секунд развевалась зеленая накидка, потом она исчезла за поворотом.
Наступил час, когда типография погружается в непродолжительный сон. Тюки газет готовились для отправки в экспедиции. Линотипы замолкли, слышалось только шлепанье фальцовочных машин. С рассветом начиналась короткая жизнь листков, покрытых жирной типографской краской.
В наборных цехах несколько рабочих ходили вдоль столов, которые по старинке называются талерами, и, сгребая металлические строки, кидали их в маленькие скрипучие вагонетки, чтоб отвезти в переплавку. Завтра все эти мертвые столбики оживут. Металл выплеснется на матрицы, и новые строки встанут в формы, зажужжат прессы, оттискивая полосы газеты, которые потом поступят на вращающийся барабан ротационной машины.
«Одним больше, одним меньше», — стандартная фраза, которую говорит каждый, уходя из цеха.
Все редакторы разошлись по домам. Ушел из своей каморки около лифта и Жюль, ночной сторож.
В два часа десять минут в редакции оставалось всего четыре человека, они сидели в кабинете главного редактора.
При свете лампы с зеленым абажуром Бари лихорадочно листал железнодорожный справочник.
Неподалеку от него Рози Соваж сосредоточенно читала пробный оттиск газеты.
У двери, в глубоком кожаном кресле, приложив ко лбу ладонь, полулежал д'Аржан. Казалось, он дремлет.
Вдоль стены, заставленной стеллажами с книгами и брошюрами, тихо ходил взад и вперед Жозэ Робен.
Рози отложила
— Нет, бессмысленно пытаться согласовать поезда, — проговорил он глухим голосом — сказывалась усталость от этого бурного вечера — и отодвинул от себя расписание. — Если вы хотите быть в Муассаке как можно раньше, лучше всего — летите.
— Я же это и предлагала, — мягко заметила Рози.
Бари нахмурил брови. Поставив локти между бумагами, которыми был завален стол, он уткнулся в переплетенные пальцы. Теперь его лысый череп был ярко освещен, а на лицо падала тень, и оно напоминало причудливо вылепленную маску. Над темными глазами нависли густые брови, большой круглый нос выдавался вперед, а рот и подбородок оставались в темноте.
«Он похож на деревянную скульптуру», — подумал д'Аржан.
Но вот Бари пошевелил головой, передернул плечами.
— Я понимаю, что очень важно побывать на месте преступления и самому все посмотреть… Это ваш метод, да и вообще… Но я не хотел бы вас отпускать в такое горячее время. Мне почему-то кажется, что основной узел — в Париже. Это — парижское дело.
Жозэ сделал шаг в сторону Бари.
— Вам кажется! Хм! Я не люблю предчувствий и предпочитаю хороший, веский довод.
— Я хочу сказать, что убийца наверняка сейчас в Париже, — раздраженно возразил Бари, — и что он отсюда не уедет. Что ему делать в Муассаке? Там он может засыпаться. Зачем ему лезть волку в пасть? Стоит ли вам терять время на эту поездку?
— Минутку, минутку, — тихо проговорил Жозэ, — вы же сами понимаете, что в Муассаке есть надежда что-то пронюхать… собрать материал. Обстановка, соседи, пересуды, мелкие улики, которые можно обнаружить, не прилагая больших усилий.
— Ну хорошо, — согласился Бари, — но я бы предпочел, чтобы этими мелочами занялся другой репортер, а вы пошли бы по иному пути, более интересному, на мой взгляд. В общем я считаю, что это убийство необычное и преступник тоже необычный человек. Это литературное преступление. Понимаете? Литературное преступление — красиво звучит, а? Можно завтра дать такой заголовок…
— Ну, а дальше что? — полюбопытствовал д'Аржан.
— А дальше вот что: Робену следовало бы пообщаться с литераторами, вместе с вами, разумеется, и пользуясь вашей помощью. Я убежден, что урожай был бы богатый. Вы, дорогой д'Аржан, умеете правильно оценивать явления, вы достаточно прозорливы, но все же вы не детектив, а литературный обозреватель. А мне нужен прежде всего очень сведущий, опытный репортер, человек, который сумеет разглядеть закулисную сторону дела.
— Мне кажется, — вмешалась Рози, — что вы снова допускаете ошибку, о которой вам только сейчас говорил Робен. Вы исходите из того, что автор «Молчания Гарпократа» и убийца одно и то же лицо. Но это же не доказано.