Современный грузинский рассказ
Шрифт:
И вновь бабушка разбудила меня чуть свет. Разбудила и, показав рукой на яблоню, сказала:
— Взгляни на нее!
Облаченная в нежно-розовое платье Хазарула с улыбкой и не без злорадства взирала на нас.
— С ума сойти! — вырвалось у меня.
Зацвела Хазарула, да еще как! Потянулись к ней пчелы, да еще как! Усыпало ее плодами, да еще как! Созрели яблоки, да еще какие! Щедро одарила яблоня вареньем, сушеными яблоками и водкой не только нас, но и соседей вокруг! Набивший себе оскомину скот обходил Хазарулу стороной, и я стал каждое утро таскать в корзине яблоки корове Теофана
— Да оставь ты, ради бога, корову в покое, иначе вместо молока она будет давать яблочный компот! — рявкнул на меня вышедший из терпения Теофан.
— Ты что же это, Хазарула, натворила? Ну и ну! — обратился я к дереву, сбивая шестом с его верхушки последнее, исклеванное скворцами яблоко.
— А как же! Если называешься яблоней, так оно и должно быть! — ответила Хазарула, скрипя старыми суставами.
На этом все было кончено. Как я ее ни уговаривал, упрашивал, запугивал — нет и нет! С тех пор на ветках Хазарулы не появилось ни одного яблока.
…Спустя два года, когда мы доставали из квеври вино, бабушка взглянула на хмурое зимнее небо, потом на Хазарулу, недовольно покачала головой и сказала словно про себя:
— К вечеру пойдет снег… Пропадем без дров… Надо рубить Хазарулу…
— Подождем еще год, бабушка! Весной я поговорю с ней.
— Нет, детка, теперь уж не помогут ей никакие запугивания… — грустно проговорила бабушка.
— Я не стану рубить ее! — крикнул я.
— Как это не станешь?! Кто я, бабушка тебе или собака? — обиделась бабушка.
— Бабушка. Но срубить Хазарулу все равно не смогу! — заупрямился я.
— Почему? — удивилась бабушка.
— Потому! Сама же говорила мне: дерево, мол, слышит и понимает нас!
— Ну, детка, мало ли что сболтнет старуха! Что дерево, люди перестали понимать друг друга. Пошутила я, а ты поверил? — постаралась вывернуться бабушка.
— Не буду, и все! Она не то что слышит, но и видит нас! Гляди, отвернулась даже! — показал я на дерево.
— Господи, что я слышу! — всплеснула руками бабушка. — Рехнулся ты, что ли? Я, я во всем виновата! Поделом мне! Соседи, люди добрые, помогите образумить этого негодника, чтоб ему пусто было! О-о-о!..
— В чем дело, женщина, чего ты разоралась? В чем он таком провинился, что проклинаешь с утра? — спросил проходивший мимо Анания Салуквадзе и завернул к нам во двор.
— Не спрашивай, не спрашивай, дорогой Анания!.. В позапрошлом году я велела ему припугнуть Хазарулу… Теперь прошу срубить ее, а он ни в какую! Дерево, говорит, понимает человека, не стану, говорит, рубить его! — ответила бабушка, протягивая соседу стакан с рубиновой «одессой» [8] .
— Ну так дай бог здоровья тебе и дому твоему, дорогая Дареджан! — Анания проглотил вино с таким удовольствием, так аппетитно, что у меня слюнки потекли. — Понимает, значит, человека? — переспросил Анания.
8
Название вина.
— Его послушать, так не только понимает, но и видит нас! Да он тут ни при чем, это я его свела с ума своими разговорами,
— А вино он пил?
— Пил…
— Ну так налей мне еще, дорогая Дареджан, а потом я разберусь, кто свел с ума, ты или вино, — улыбнулся Анания.
Бабушка налила. Анания молча осушил стакан и после продолжительной паузы сказал:
— Сдается мне, что виноваты вы оба — и ты, и твое вино… А чтоб сделать окончательный вывод, налей-ка еще стакан!
Бабушка наполнила стакан, но взглянула на соседа такими глазами, что, будь я на месте Анании, отказался бы наотрез. Однако Анания выпил и изложил свое заключение:
— Так вот, уважаемая Дареджан, вся вина, конечно, ложится на вино. Но это ничего. Сейчас я ему вправлю мозги… Говоришь, дерево слышит человека? — обратился он ко мне.
— Слышит! — подтвердил я.
— А камень?
— И камень!
— И река?
— Точно!
— Дай бог тебе здоровья… А вы знаете, дорогая Дареджан, это даже интересно. Вот, скажем, вы… Представьте себе, что вы яблоня, та же Хазарула… И вы, как доказывает этот сорванец, все слышите, все понимаете… И вот подходит к вам какой-то мужик вроде меня… С топором… И хочет вас срубить. Вы видите, вы понимаете это, а спастись, убежать не в силах. А? Каково? Тут, скажу я вам, недолго и рехнуться! — Анания вновь протянул стакан, но бабушка словно не заметила этого. — Налей же, женщина, главного-то я еще не сказал!
Бабушка налила. Анания выпил и посмотрел на меня.
— Ты, конечно, парень городской… Но пора уже тебе понять мужицкую философию… Чего крестьянин не станет держать в доме? Это бесплодную корову, бесплодное дерево и бесплодную женщ… — Анания запнулся и украдкой взглянул на бабушку.
— Ты чего, Анания? — усмехнулась она. — Не будь у меня детей, откуда взялся бы этот шалопай?
— Вот… И, значит, бесплодную женщину… Но у твоей бабушки было семеро детей. Понятно тебе?
— Что ты хочешь, дядя Анания? — спросил я.
— Почему ты не рубишь дерево? — спросил Анания.
— Жалко.
— Что жалко? Дерева?
— Горе нам, если должны надеяться на таких вот молокососов! — вздохнула бабушка.
— Не говорите так, уважаемая Дареджан!
— Да как же не говорить! Курицу он не зарежет — жалко! Козленка не тронет — жалко!.. Свинью, что собрался было он заколоть под прошлый Новый год, недавно поймали в Интабуети [9] . Разве это дело?!
— Правда, парень? — спросил Анания.
9
Название села.
— Правда, дядя Анания, и перестань, ради бога, читать мне нотацию, не стану я рубить Хазарулу!
— Жалко, значит?
— А то нет?
— Ну и черт с тобой!.. Налей-ка мне еще стаканчик, дорогая.
Бабушка налила. Анания опорожнил стакан и спросил:
— А закусить у тебя не найдется, дорогая Дареджан?
— Кол вон длинный, уважаемый Анания, может, желаешь?
Анания молча встал, вышел со двора и поплелся вверх по дороге.
— Куда ты, уважаемый Анания, ты ведь шел вниз?