Современный грузинский рассказ
Шрифт:
Никто и бровью не повел, и я подумал, что меня не услышали, хотя это было маловероятно и сразу покат зал ось мне подозрительным…
Я рассердился.
Простить такое пренебрежение и издевательство я не мог… но из дурацкой вежливости все-таки повторил свое приветствие.
— Здравствуйте, батоно Мамия! — придал я своему голосу как можно больше желчи.
Но и на сей раз меня не одарили вниманием. Из рук в руки переходила золоченая чаша, наполнялась, осушалась… Может, они были пьяны до бесчувствия и потому не замечали меня? Я обвел всех взглядом. Нет, не настолько
Каким бессмысленным и нелепым было все вокруг! Неужели они затеяли этот маскарад, чтобы поиздеваться надо мной?! Помимо мутно-зеленого коротышки за столом сидели люди самых невероятных расцветок: на одном из гостей, то и дело клевавшем носом, был синий костюм и такого же цвета волосы нимбом стояли вокруг лысеющего лба. Синевой отдавало и лицо. Его сосед был весь пестрый, в крапинку, как курица: пестрое лицо, волосы, усы, брови, и только зубы сверкали белизной. Третий был цвета спелого кизила. А четвертый гость вообще Ванька-Встанька… Интересно, мне так казалось или все они были в масках? Только сам Мамия выглядел настоящим рыжим слитком-самородком.
Что мне здесь надо? Зачем принесла меня сюда нелегкая? Я горько раскаивался в содеянном… Столько времени потерял на дорогу, с таким трудом добирался!
Я повернул к выходу, но тут из комнаты вышла женщина, чье появление пригвоздило меня к месту.
Видимо, она впервые за сегодняшний вечер вышла к гостям, ибо они встретили ее радостными возгласами:
— О-о, калбатоно Нани!!!
Это была Нани Кедия… Но я не верил и не хотел в это верить… И тем не менее я готов был с целым светом биться об заклад, что здесь Нани присутствовала в качестве супруги Мамии…
Я и Нани Кедия с первого класса до окончания института учились вместе. Она считалась самой красивой девочкой сначала в школе, потом в нашем районе и, наконец, во всем городе. В младших классах она ничем не отличалась от своих сверстниц. Более того, она была тихой, неприметной девочкой, скромной, как цветок, выросший в тени. Училась хорошо, только часто болела. Видно, семье жилось нелегко, но кому во время войны жилось легко!
Чудо произошло, я точно помню, когда: в тысяча девятьсот сорок седьмом году…
Первого сентября в школу явилась совсем другая Нани. Неузнаваемая. Мне показалось, что все мы остались сидеть в какой-то мрачной дыре и через узкую щелку видели, как, освещенная солнцем, идет Нани Кедия. Тяжелые бронзовые завитки ниспадали на круглые покатые плечи и плавно колыхались при каждом ее шаге, а большие фиалковые глаза излучали нежное и грустное сияние.
Появление Нани всколыхнуло всю школу: и учителей, и учеников. Однажды, возвращаясь из школы домой, я вдруг почувствовал себя счастливым… В ту ночь мне приснились белые голуби, летящие по чистому весеннему небу в лучах солнца… Утром я проснулся таким же счастливым и радостным… Но со временем я стал замечать, что Нани не мне одному, а всем, кто окружал ее, дарила счастье и радость. Замечал я и то, как все — взрослые и дети — постепенно проникались особым уважением к скромной восьмикласснице.
В следующем году, осенью, по школе прошел
Теперь он известный ученый, поэтому мне неловко называть его фамилию. Тем более, что это в моем рассказе не играет никакой роли. Главное, что он выжил и достиг больших успехов в геофизике.
После этого долгое время никто не решался пройтись с Нани Кедия.
Потом в институте один студент начал за ней ухаживать, и его постигла та же участь. И так же чудом он спасся от смерти. И тоже прославился как талантливый гидролог.
Я и сейчас помню отчаянье Нани Кедия. Она представления не имела, кто был этот изверг, убийца, преследовавший ее и убиравший с дороги всех соперников. (Сразу хочу рассеять подозрения, могущие возникнуть у читателя: в этих преступлениях Мамия никоим образом не замешан. Ибо даже из моего отрывочного повествования явствует, что он несколько позднее приехал в город.)
Мое внутреннее состояние обрело наконец определенность, я любил Нани, но знал и то, что я не одинок, Нани любил и другой… другие… многие… все…
За красоту…
Чистоту…
Благородство…
Благоразумие…
Мы были не так уж трусливы и малодушны, как вам может показаться. Но эта любовь подавляла нас и парализовала волю. Нани казалась нам недосягаемым, недоступным, неземным существом.
Каждый из нас был бы счастлив отдать за Нани жизнь. И я тоже. Но я не посмел открыться ей, не сказал о своей любви. А время шло. Многие из моих друзей обзавелись семьями. Нани оставалась одна, и было совершенно очевидно (или я один только это замечал), что одиночество свое она мучительно переживает. Может, оно даже озлобляло ее. Думать об этом было страшно.
Согласитесь, трудно человеку, если собственная красота становится поперек дороги к счастью…
В последний раз я встретил Нани на площади Героев возле одиннадцатиэтэжного дома совершенно случайно. Я не видел ее какие-нибудь две недели, и за эти две недели она стала еще прекрасней. Меня всегда поражала эта способность Нани: она могла бесконечно приобретать все новое и новое очарование. Красота ее была поистине беспредельна.
Я предложил Нани пойти в зоопарк: привезли двух прекрасных жирафов, и наверняка они доставят ей величайшее удовольствие. Нани охотно согласилась.
Мы обошли весь зоопарк, пока обнаружили жирафов. Нани долго и внимательно их разглядывала и казалась вполне довольной. А я чувствовал себя счастливым. Болтал какую-то чепуху, вспоминал школьные годы, институт… Потом проводил Нани до дома и пообещал назавтра ей позвонить. Мне показалось, что она обрадовалась. Во всяком случае, спросила, когда я позвоню, чтобы она была дома.
Оставшись один, я принялся строить планы на завтра. Меня ждала еще одна счастливая встреча… Но вполне естественная радость внезапно омрачилась невесть откуда взявшимся подозрением: мне показалось, что кто-то идет за мной по пятам. Я невольно вздрогнул от страха.