Современный индийский рассказ
Шрифт:
Потеряв контроль над собой, она завопила: «Почему ты хочешь его уничтожить, этого маленького, невинного ребенка? Что он тебе сделал плохого? Говори! Что он тебе сделал плохого?»
– Он как осколок в моих глазах, от которого чувствую постоянную боль…
– Но почему?
– Лучше не спрашивай…
– У терпения тоже есть предел!
– Есть, конечно. У меня этот предел уже настал. Баччу – не просто часть Дивакара. Его образ каждую минуту напоминает тебе Дивакара. Он для тебя не прошлое, нет, он и теперь настоящее, настоящее…
– Это все путы твоего сомневающегося разума, которые ты хочешь на меня набросить!
– Нет, это правда, горькая правда. Всякий раз, когда я вижу прислонившегося к твоей груди Баччу, я вижу Дивакара…
– Что ты несешь?!
– Я не могу выносить его между мной и тобой. И не только во мне дело. Из-за этого Дивакара ты игнорируешь моего ребенка. Как будто ты и не рожала Рону. Почему ты обращаешься с моим сыном как с пасынком? – Нишитх с особым ударением выделил слово «мой», и она почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Когда же между ними возникла граница, разделяющая все на твое-мое?
– Что ты такое говоришь? Мерзость! Не понимаешь?! – ее голос дрожал от презрения. – Я же мать… Как я могу разделять Рону и Баччу?
– Отлично! Не знаю, почему я настаивал, чтобы ты родила Рону. Почему так настойчиво хотел стать отцом? Ты же не хотела второй раз становиться мамой. Тебе и дела никакого нет, жив он или нет, взяла на руки и отнесла в ясли. Если нужна какая-то помощь, так все мама поможет…
Испуганный Баччу сидел, прижав колени к лицу. Свекровь тоже проснулась и стояла на пороге комнаты. Насколько могла, Шубху сдержанно произнесла, желая успокоить Нишитха и успокоиться самой: «Возможно ли, чтобы ты отбросил все свои беспричинные сомнения и полюбил Баччу как раньше? Став для него отцом, ты сам захотел занять место Дивакара».
– Но ты не позволила мне…
– Это неправда!
– А в чем правда?
– Правда лишь в том, что для Рону в этом доме есть и бабушка, и отец, и мама, а для Баччу… Только мама. Да и не только в этом доме, наверное, во всем мире. Я не могу совершить преступление и отнять у него мать…
– Ты заблуждаешься… Но и сейчас этот дом может остаться домом только при одном условии: Баччу нужно отдать в интернат. Я уже запросил заявление и другие документы для школы Раноде в Панчгани. Подумай, – он пошел в свою комнату, топая ногами. Свекровь молча развернулась и ушла. В комнате остались только она и всхлипывающий Баччу, сидевший на корточках и прижавший колени к лицу.
Сколько всего она хотела сказать. Хотела сказать: «Ты ищешь в невинном ребенке того человека, которого уже давно нет в моей жизни. Нишитх, конечно, Баччу – часть отца, но ведь он частичка и меня тоже. Почему ты не можешь увидеть в Баччу меня и принять его как своего? Какая боль заполнила страницы твоего дневника? Почему она остается в твоем сердце, и, несмотря на прошедшие годы, так и не утихла?»
–
– Заходи!
– Письмо сами будете отправлять господину или по почте? – спросил он, протягивая письмо.
– Садись! Это письмо никуда не пойдет.
Он взглянул на нее с удивлением.
– С ним что-то не так?
– Нет, дело не в этом. Это письмо касалось моего перевода. Теперь я готова перевестись.
Секретарь забрал бумаги и ручку и с удивлением снова посмотрел на госпожу. Что это она говорит?
Призрачная тень
– Сестра, ну просыпайся же ты! Давай, вставай скорее, тебя отец зовет!
Младшая сестренка – Чинки – злилась и изо всех сил трясла Ниту за руку, пытаясь стащить с кровати. С большим трудом Чинки удалось проломить прочную стену ее глубокого сна. Эта стена стояла на надежном фундаменте глубокого спокойствия (я уже дома!) и гордости за себя (я боролась и смогла спастись!). Еще в полудреме Ниту села на кровать. Глаза никак не открывались. Перед мысленным взором возникла сцена пережитого унижения, и каждой клеточкой своего поруганного тела она ощутила острую боль. Где найти силы, чтобы хоть немного разомкнуть веки? Вдобавок ко всему тело никак не хотело ее слушаться – и откуда в нем такое бесконечное упрямство? Она уже собиралась снова лечь на подушку, но тут послышался строгий, холодный голос матери. От этого голоса, как от ледяного душа, она сразу пришла в себя: «Ниту! Тебя отец зовет! Ступай на балкон, потом отоспишься!»
«Заснуть было так трудно… Я же вполне смогу сходить к отцу попозже», – подумала Ниту. Но сквозь сон лишь пробормотала: «Прямо сейчас?»
«Нет, знаешь, когда звезды сойдутся!» – ответила мать. В ее поведении было что-то странное. Мать всегда была остра на язык, но кто бы мог предположить, что она станет язвить в такой неподходящий момент? Не она ли этой ночью прижимала Ниту к груди и плакала навзрыд, как мычит корова, отыскавшая своего пропавшего теленка? Не она ли сквозь слезы радости возносила молитву за молитвой и не уставала благодарить Всевышнего за возвращение дочери? Когда утратившие всякую надежду и объятые горем родные Ниту вновь увидели ее, они не могли поверить собственным глазам и от радости так разволновались, что даже забыли предложить воды сотрудникам полиции, сопровождавшим дочь. И старший брат, и средний, Бинну, и младшая сестренка Чинки, и даже отец – все словно рассудка лишились. Ниту и сама не помнила себя от счастья и осознания, что она так важна для своей семьи.
Конец ознакомительного фрагмента.