Современный польский детектив
Шрифт:
На следующий день, уже не на шутку обеспокоенная, Алиция с утра висела на телефоне. Меня нигде не было. Домой на ночь я не возвращалась. Никто ничего не знал обо мне. Расспросы Алиции очень встревожили Аниту, с которой я договорилась встретиться во вторник, но не пришла и не подавала никаких вестей, а ведь Анита переводила мою книжку, в чем я была заинтересована куда больше её. Весь вечер она была вынуждена переводить одна, злилась, названивала мне, а меня все не было и не было.
Все это заставило Алицию задуматься. Подумав, она вечером в четверг, после работы, пришла ко мне домой. Поговорив с домработницей, она осмотрела квартиру, проверила наличие моих вещей, прочла вопреки своим принципам заправленное в пишущую машинку моё письмо к Михалу, хотя это ей ничего не дало, ибо письмо
Дипломатично, с большими предосторожностями Алиция позвонила в Варшаву своей подруге и попросила узнать, нет ли меня там. Не было. Более того, мои родные как раз получили от меня письмо, в котором я сообщала, что вернусь только через несколько месяцев.
Алиция подождала ещё сутки и наконец решила заявить в копенгагенскую полицию об исчезновении её подруги, гражданки Польши.
Полиция соизволила проявить интерес к моей персоне сначала умеренный, потом повышенный, поскольку происходящим заинтересовался инспектор Йенсен, лично знавший меня. Не очень близко, но достаточно, чтобы понять, что я способна на что угодно. Полиция стала выяснять, кто же последним видел меня. И где.
Из всех опрошенных последней видела меня домработница. В воскресенье утром я ушла из дому как раз в то время, когда она чистила ковёр в прихожей. На вопрос блюстителей порядка, куда это я могла отправиться, Алиция не задумываясь ответила: в Шарлоттенлунд, на бега. Блюстители двинулись по моим следам в Шарлоттенлунд. Их миссию значительно облегчал тот факт, что опять наступило воскресенье, то есть создались условия, подобные тем, что и неделю назад: опять были скачки и трибуны заполнила толпа.
Для начала они наткнулись на Лысого Коротышку в шляпе. Отсидев, сколько положено, он уже давно пользовался заслуженной свободой. Ничего не скрывая, честно и откровенно Коротышка признался полицейским, что действительно видел меня неделю назад и даже разговаривал со мной. Я произвела на него впечатление человека, довольного жизнью, поскольку была в выигрыше. Сколько я выиграла? Пару кусков. Точнее? Ну, приблизительно четыре тысячи шестнадцать крон. Любой был бы доволен жизнью. Да, я разговаривала и с другими, да, он это сам видел, околачиваются тут два типа, с ними он меня и раньше часто видел. И в то воскресенье я тоже разговаривала с ними, а что делала дальше, он не знает.
Добрались и до тех двух. Они оказались французами. Французы подтвердили, что действительно я чтото выиграла, возможно, порядочно, они действительно разговаривали со мной, так как я хорошо знаю французский язык, а вот что было дальше, они не знают. На все вопросы они отвечали предельно кратко и уклончиво, полиции это показалось подозрительным, и она активизировала свои поиски, в результате чего был выявлен ещё один тип, который, правда, меня не знал и даже не разговаривал со мной, но обратил на меня внимание. Просто потому, что я ему нравилась. Почему нравилась — неизвестно, может у него дурной вкус, понравилась, и все тут.
Так вот, этот с дурным вкусом дал показания, что с французами я разговаривала уже напоследок и ушла вместе с ними. Он тоже выходил и видел, как мы все сели в какуюто машину, а что было дальше, он не знает. И очень жалеет, что сегодня меня нет.
Припёртые к стенке французы стали выкручиваться и давать противоречивые показания: они подбросили меня на машине до станции, они высадили меня в центре города, это была их машина, не их машина, машина одного знакомого, машина одного незнакомого. В конце концов они так запутались и так явно старались чтото скрыть, что вызвали подозрения у инспектора Йенсена. Было допрошено ещё несколько свидетелей: завсегдатаи бегов
Инспектор Йенсен лично занялся моим делом, что чрезвычайно удивило Алицию. К тому времени она уже знала, что он является весьма важной фигурой в датской полиции, и никак не могла понять, почему я представляю такой интерес для последней. Если бы я совершила какоенибудь грандиозное преступление, ей, самому близкому мне человеку, было бы наверняка все известно, так в чем же дело? Однако инспектор Йенсен знал, что делает.
Припёртые ещё крепче к стенке французы (как и хозяин машины) сказали наконец правду. Ничего не поделаешь, приходится сознаваться: после бегов я поехала с ними в некий притон, где нелегально играли в покер и рулетку. Прибыв в притон, я, не моргнув глазом, заплатила за вход довольно крупную сумму, играла в рулетку, кажется, выигрывала, кажется, очень много, видно, такой уж счастливый день у меня выдался. А потом они както потеряли меня из виду. Сами они проигрались и рано ушли, а я, кажется, осталась. Где этот притон? А в такой старой развалюхе на улице Нильса Юэля, возле канала.
Только тогда в умах полицейских чинов забрезжили первые, ещё нечёткие ассоциации. Полицию залихорадило.
Дело в том, что Интерпол подготавливал большую и сложную операцию по ликвидации мафии, захватившей в свои руки игорные дома. Планировалось нанести удар одновременно в нескольких европейских странах. Полиция надеялась охватить всех главарей и завладеть имуществом мафии. Налёт полиции на притон на улице Нильса Юэля был совершён в рамках этой акции. Налёт оказался удачным, игроков застали на месте преступления, даже обнаружили один свежий труп. Притон прикрыли. Порок был наказан. Получается, что они, то есть полиция, должны знать обо мне больше всех, раз я была в том притоне. И что же? Ничего не знают. Меня в притоне не оказалось. И что самое неприятное, эта их операцияналёт подтвердила подозрение, что шайка имела своего человека в их полиции. Единственное утешение — не только в их. Расторопная шайка, а точнее, мощный международный синдикат преступников имел своих людей во всех полициях всех стран, где действовали отделения синдиката. Слабое, конечно, утешение. Тем более что все киты синдиката ускользнули, а труп не мог дать никаких показаний. Некоторые из задержанных полицией мелких рыбёшек и просто игроки показали, что видели меня в притоне, что я делала ставки, а потом поднялась жуткая суматоха, и куда я делась — не знают.
Итак, я исчезла, как камень, брошенный в воду. След по мне был затерян.
Я сама, разумеется, прекрасно знала, где я нахожусь и что со мной происходит, только у меня не было никакой возможности сообщить о себе. Происходило же со мной вот что.
В ту пятницу — перед роковым воскресеньем — мне наконец удалось купить прекрасный и очень дорогой географический атлас мира, о котором я давно мечтала. Купила и изза своей дурацкой рассеянности забыла его на работе. Кроме того, я оставила там на вешалке в авоське польскоанглийский словарь и наполовину связанный шарф из белого акрила. Дело в том, что в прошлый четверг мы договорились с Анитой встретиться, она не могла, мы перенесли встречу на вторник, мне не хотелось все это таскать домой и обратно, и я оставила сетку на работе. Анита переводила мою книгу, словарём мы пользовались в творческом процессе, а шарф я вязала но ходу дела. У Аниты были заняты руки и голова, у меня только голова, так что руки я могла использовать для создания материальных ценностей. А словарь был жутко тяжёлый, и, понятно, мне не хотелось, чтобы он сопровождал меня повсюду.
Шарф и словарь могли спокойно висеть себе на вешалке, но вот атлас… Я очень расстроилась, что забыла его, ведь я так мечтала полистать его в уикэнд, не говоря уже о том, что такую дорогую и желанную вещь хотелось бы все время иметь под рукой, смотреть на неё и вообще чувствовать, что она у тебя есть. Вот я и решила заскочить на работу в воскресенье по пути в Шарлоттенлунд. Конечно, удобнее было бы заехать за вещами на обратном пути, но к тому времени на работе могли запереть парадную дверь.