Современный румынский детектив
Шрифт:
— А что?
— Собаки!
Беглецы юркнули в молодой лесок. Под ногами трещали, ломаясь, его кости. Димок глянул на Беглого краем глаза.
— Жратвой, гляжу, разжился?
— Хочешь?
— Спрашиваешь! Давай!
— Вот так, без скатерти, без салфеток?
— Сегодня можно сделать исключение, гувернантка меня не видит…
Беглый протянул ему пригоршню цветов. Челнок скривился.
— Не нравится?
— Что я тебе, кобыла?
— Нет, ишак! Берешь
Димок перекрестился и зашагал вперед.
— Как увидишь меня на выпасе, пиши пропало, воровское сословие.
Они бежали, точно спасаясь от оводов. Издали доносился гул погони, твердой поступью приближающейся к победе. Димка охватило раздражение:
— Если на пути не будет воды, фараоны на край земли нас загонят!
— Ну да, что им какая-то речушка?
— Собак с толку собьет, кончится их власть над нами.
Вышли на проселок. Впереди заблестели рельсы железной дороги.
— Поезд идет! Ей — богу! Право держи, кляча!
— Справа станция.
— Вот и хорошо. Народу до черта, мужичье едет в гости на пасху… Давай в толпу, плевать нам теперь на псов!
При свете фонарей беглецы оглядели друг друга. На Силе оказался шикарный костюм.
Когда поезд набрал скорость, они облегченно вздохнули. В конце перрона появились преследователи.
Димок съежился.
— Майор Дашку! Цельный год меня морочил. Ох, настырный. Ты хоть плачь, а расколись.
— А чего ему надо от тебя? Вор ушел от ответа:
— Фараонские дела… — И вздохнул: — Да, этот не уснет, пока нас не захомутает.
Поезд исчез в ночи. Майор Дашку повернулся к сержанту:
— Сели? — Да.
— Вызови машину.
В коридорах и купе полно народу, все забито корзинами и флягами, как и положено в предпраздничные дни. Пахнет сдобными куличами и жареным мясом.
Димок ощупывает взглядом свертки, у бедняги слюнки текут,
— Слушай, Митря, избави тебя бог согрешить! Недоносок скорчил рожу:
— В чем это?
— Не финти…
— Обижаешь, Профессор! Что я тебе, карманник — шарить по поездам?
— А кто же?
— Для этого, что ль, прошел я школу Коливара и Таке Крика?! Отнимать котлеты у фазанов?! Срам!
— Ладно заливать…
— Я думал, ты обо мне лучшего мнения.
— Неужели?
Силе Драгу пошарил по карманам: документы, деньги, сигареты… Вор поскучнел.
— Хорошо сработал очкарик.
— И наверняка попался! Просто выть хочется!
— Ничего не попишешь…
— Видать, не зря ты меня обзываешь дурой…
Димок покачал головой:
— Да уж! А чем он заправляет?
— Кладовщик в продмаге,
— Тогда порядок. Все одно сел бы. Профессор нахмурился,
—
— Ботают, есть в Италии фонтан. Кто его раз увидит, железно к нему вертается. — Димок рассмеялся. — Так и с тюрягой…
Профессор достал пачку сигарет. Димок тут же протянул руку.
— Угости табачком, жмот.
Они курили, глядя в ночь. Шоссе страховало железную дорогу — бежало рядом. Фары вбивали в темноту колья света. Силе тихо спросил:
— А где милицейская машина?
— Дожидается нас на первой станции… Еще добрый час ходу… Включи свой сельсовет и скумекай, как нам сойти раньше. Стоп — кран не в счет.
В открытом купе три здоровенных горца и их смазливые, крепко сбитые женки с задами что твое мельничное колесо уписывали за обе щеки барашка, то и дело прикладываясь к бутыли с вином.
Вор проглотил слюну.
— Неужто и на том свете так будет? — Он сплюнул с отвращением: — Вечный огонь вам уготован, грешники! Оскоромились на Страстной неделе…
Никто его не услышал. Чабаны все чаще прикладывались к бутыли, похваливая свои яства.
— Если они посмеют осквернить муки Спасителя чоканьем крашеных яиц, я им в глотки вцеплюсь, — кипел недомерок.
— Вот не знал, что ты верующий, Митря!
— Голод гложет!
— У меня осталась еще акация… — И Силе замолчал, увидев, что лицо вора осветилось какой-то мыслью.
— Челнок!
— Отстань!
— Сейчас не до глупостей. Ты что задумал?
— Не красней, аки невеста, простак. Стой и смотри. Димок взял у Силе пачку сигарет и встал в дверях купе.
— Битте шён…
Он знаками просил прикурить. Караси немедля заглотали крючок:
— Германски? — Я, я…
Мужчины наперебой кинулись к нему со спичками, как истинные румыны, с открытой душой. Хитрец не скупясь раздавал улыбки.
— Альзо, вассер? — Он ткнул пальцем во флягу. Чабаны зачесали затылки.
— Что он сказал?
— Шут его знает. Да ему пить хочется, люди добрые. Марин, дайкась кружку.
Димок понюхал вино, пригубил с видом знатока и степенно выпил.
— Зер гут!
— Гляди — кась, пондравилось! Пондравилось, слышь? Вынай, бабы, харч, а то немчура нас скрягами ославит.
Силе шнырял около двери, авось удастся присоседиться. Но Челнок не замечал его: целовался с мужиками, щипал баб, пышущих здоровьем и чистотой. На чабанах были рубахи, выполосканные в сыворотке, на их женах — юбки в сборку, вываренные в базилике. Недоносок, сожрав пару цыплят и кило баранины, во всю глотку орал песни, непостижимым образом связывая десяток знакомых ему немецких слов. Крестьяне перешептывались: