Современный румынский детектив
Шрифт:
Около Дома" Скынтейи" я остановился в тени больничной стены и вытащил ковбоя из багажника. Он был жив. Я положил его голову себе на плечо, обнял за талию и поволок. Если б кто нас увидел — подумал бы, что я веду домой пьяного. В проходной больницы горел слабый свет. Я положил его прямо перед входом. Потом пришлось довольно долго искать подходящий камень. Усевшись за руль, я тронулся и, проезжая мимо, швырнул камнем в окно. Как только дверь отворилась и на пороге появилась человеческая фигура, я смылся.
Огни
Ему еще не скоро понадобятся такие вещи, Я посмотрел на часы. Если все прошло хорошо, возможно, будущий комиссар Мегрэ сейчас спокойно курит трубку, которую ему вставили в гортань доктора в реанимации.
Я докурил великолепную гавану, толстую, как палец неграмотного. Алюминиевый футляр из-под сигары я решил преподнести в подарок Пороху. Кто знает, какую дьявольскую машинку для уборки кольраби сумеет он сотворить из этой трубочки.
Пошел снег. Зима напоминала о себе не только живописными снежно — ледяными украшениями, подаренными унылому городскому пейзажу, но и холодом. Рана на плече слегка кровоточила, а если я делал вдох поглубже, начинало невыносимо
болеть сломанное ребро. Правая рука полностью одеревенела. В общем, телесные муки были жестокими.
Впавший в зимнюю спячку Порох досматривал десятый сон, поэтому долго не открывал дверь. Я пролетел мимо него, не дав ему обдумать, стоит ли впускать меня в свою берлогу. Здесь было тепло и сыро, пахло прелой соломой, а под потолком собрался прозрачный дымок, как легкий пар, который свежим осенним утром поднимается от навозных куч, рассыпанных по полю.
Чуть не наступив на китайскую болонку, я протянул руку под нос Пороху.
— Отцепи от меня поскорее это драгоценное украшение! — Браво, прекрасный браслет для часов, — комично тряся головой, проворчал он себе под нос.
Я включил радио, так как был уверен, что кто-нибудь из соседей подслушивает под дберью.
— Поторопись! — рявкнул я. — У меня нет желания скончаться от болевого шока у тебя на руках!
Порох глянул на мою синюю ладонь и в одну секунду вытащил инструменты. Это удивительно, но от напряжения, с которым он работал, прекратилось дрожание головы.
— Почему ты отошел от дел? — спросил я. — Ведь у тебя талант!
— Моя профессия теперь не приносит дохода, — покачал он головой. — Что нынче крадут? Разве что какие-нибудь паршивые одеяла… Сегодня воры стали ничтожными курокрадами, мелкими жуликами!
Наручники с металлическим клацаньем раскрылись, и я почувствовал огромное облегчение. Я промыл раны от зубцов под струей воды, которую из банки с отбитым краем
Порох возился около радиоприемника, без устали тряся головой. На его рабочем столе лежала всевозможная аппаратура, глядя на которую можно было вообразить, что находишься в ракете, готовой стартовать на планету марсиан или венерианцев.
— Эй, запись готова? — спросил я его.
Встрепенувшись, словно мой голос его разбудил, он начал еще заметнее трясти головой и даже заикаться.
— Послушай…
— Что послушать? — мрачно спросил я, предчувствуя какую-то пакость.
— Лента… Она в том же состоянии, в каком я ее тебе дал. Новехонькая. Чистая. На ней ничего, даже плача вселенной, не записано.
Я сделал звук радио погромче и влепил Пороху звучную оплеуху. Тоже мне, "плач вселенной"!..
— Брось свои штучки! Я пообещал разнести твою развалюху, хочешь, чтобы я сдержал слово? Ты от меня больше ничего не получишь.
— Так и знал, что ты мне не поверишь, — испуганно прошептал он. — Но я тебя не разыгрываю, правда! И не прошу денег. На этой кассете ничего не записано.
— Надеюсь, ты не перехватил у меня игру? — спросил я раздумывая о случившемся.
Он дал слово бывшего вора, что нет. Какое невезение! Из-за моей невнимательности — забыл нажать на какую-то клавишу — лента крутилась вхолостую. Все мои надежды потерпели крушение от идиотской небрежности,
Я заново раскурил погасшую гавану и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
— Ты разбираешься в почтовых марках?
— Нет, — мгновенно ответил он, хотя и нейтральным тоном.
— Может, знаешь о кражах марок, совершенных за последнее время?
— Понятия не имею!
— А имя Манафу тебе о чем-нибудь говорит?
— Манафу, Манафу! — Пытаясь припомнить, он комично перекосил лицо. — Да! Я вспомнил! Марки стоимостью в несколько миллионов леев. Уже были попытки их похитить… не советую тебе соваться. У нас их продать некому а вывезти из страны невозможно. Если даже и удастся переправить их через границу, то продать все равно не продашь без связей с акулами. А они проглотят тебя — не заметят.
— Хватит молоть языком! Кто уже пытался провернуть это дельце?
— Не знаю, — пожал он плечами,
— Ты уверен?
— Вполне.
Я затянулся сигарой и выпустил дым через нос.
— Какая сумма улучшит твою память?
— Поверь, я никогда не знал их имен!
Он казался искренним. У меня не было причин подозревать его во лжи.
Я распрощался и ушел, думая о том, что старость — это наказание за все наши ошибки. Причем наказание бесполезное.