Современный румынский детектив
Шрифт:
— Вас всех троих зарегистрировали в отеле?
— А как же иначе! Можешь позвонить.
Я опустил рефлектор и показал Максу, чтобы он передал мне телефонный аппарат. Он захотел вручить мне его лично Не утруждай себя, — посоветовал я, — побереги силы до того момента, когда я соберусь уходить. А телефон поставь на пол и подашь ко мне ногой. Я заметил, что ногами ты умеешь пользоваться лучше, чем руками.
Макс опять зарычал, однако Лис велел ему повиноваться Поставив аппарат на плечо Лису, я поднял трубку и набрал но — мер.
— Милиция у телефона, — нежно зажурчал голос страдающего ожирением герольда.
— Говорит Камадева, — представился я.
Обе гориллы, как каменные истуканы, застыли на месте Ют, у которого были сломаны ребра, даже перестал скулить. Продолжайте, Камадева, слушаю.
— Я нахожусь в одном доме… неважно каком, вы сами его найдете. Здесь присутствует господин Ионеску по прозвищу Лис и двое его приятелей. У меня сложилось впечатление что у всех троих дурные намерения относительно меня. Это на тот случаи, чтобы вы знали, где меня искать, если я вдруг исчезну. Кроме того, не мешало бы вам сюда наведаться и по другой причине: многие из потерянных вами нитей расследования ведут в это логово. Я приветствую вас и… очень сожалею о случившемся вчера вечером.
Не слушая полагающегося в подобных случаях ответа я нажал на рычаг. Теперь можно было отпустить Лиса и улыбнуться его дворняжкам, которые беспомощно таращились на меня. Лис потряс головой, как страус, которому узлом завязали шею, и, не обращая на меня внимания, заорал.
— Что стоите, кретины? Сейчас приедет милиция, а вы бездельничаете? Хотите, чтобы нас накрыли вместе со всем барахлом? Макс, собери самое ценное, сматываем удочки!
В поисках своего тулупа я обвел взглядом комнату и увидел его на диване. Спокойно забрав дубленку, я направился к дверям, более равнодушный к их неприятностям, чем вирус к антибиотикам.
— Проводи господина, осел! — прикрикнул Лис на одеколонного телохранителя. — Мы постараемся быть вежливыми и нанести ответный визит в ближайшее время. Если вас к этому времени не собьет какая-нибудь машина, — прошипел он, сверкая зубами.
Сломанное Ребрышко догнал меня в оружейном зале тяжело дыша. В дверях он сказал:
— Мы еще встретимся, жулик паршивый! Вот тогда ты узнаешь, почем фунт лиха!
Спустившись на две ступени, я насмешливо посмотрел снизу вверх. Он вяло ухмыльнулся и сплюнул мне под ноги. Пожав плечами, я сделал вид, что ухожу, но, стремительно повернувшись, бросился назад. Ухватив его за лацканы кожаного пиджака, я несколько раз от души встряхнул этот мешок с костями. Мне хотелось заставить его вылизать то место, куда он плюнул, но, заметив собачий страх в его глазах, я отпустил его и ободряюще похлопал по плечу. Даже попросил оказать мне услугу: позвонить Парандэрэту и сообщить, где я оставил машину. По выражению его глаз я понял, что Парандэрэта он знает как облупленного. Я ушел, убежденный, что моя просьба будет обязательно выполнена.
Ни один из спекулянтов билетами перед "Патрией" не знал, где находится зимняя берлога Стерики Марана. Мне опять пришлось прибегнуть к помощи Пороха. Великий специалист по аудиотехнике не мог не знать, где прожигает жизнь Щеколда — вероятно, один из его верных клиентов.
Пороха я застал мудрящим над каким-то аппаратом со множеством транзисторов, В его конуре, как всегда, скверно пахло, но я бы не удивился, если бы из похожих на
Чиню — Все прикинулся помешанным, хотя я очень убедительно объяснял, что адрес Щеколды нужен мне позарез. Вину за свою неуступчивость он сваливал на дух товарищества, якобы свирепствующий с некоторых пор, как инфлюэнца, среди мошенников и воров. Исцелил его лишь чудотворный образок с цифрой "сто", В итоге я избавил от шипов пальмовую ветвь дружбы, которой он долго махал передо мной, обороняясь, как от рассерженной пчелы, от моей настойчивости и от соблазна.
Я опять пересек весь город, истерзанный беспощадными муками голода, однако мне было не до еды. Я бы выпил хоть кофе, но и от этого пришлось отказаться, так как по пути мне не попалось ни одного безлюдного заведения, где я мог бы присесть, не возбуждая подозрений своим измученным видом.
Дискофила Стерику Марана я нашел в апартаментах более чем полной дамы с недавно выкрашенными в платиновый цвет волосами. Ей не удалось захлопнуть дверь перед моим носом, и я вошел отчасти силой, отчасти с помощью личного обаяния.
В вишневом шелковом халате поверх дорогой пижамы Щеколда возлежал на диване с горой подушек, ожидая возвращения дамы, с которой играл в покер. Его окружали дорогие, добротные вещи и лакомства: пирамиды апельсинов, ящики с заграничными напитками, штабеля коробок с шоколадными конфетами, горы джинсов, рубашек, костюмов и прочих товаров повышенного спроса, из-за которых рядовые граждане ломают прилавки и кости друг другу. Из кухни долетал опьяняющий аромат жаркого на противне, приправленного всеми пряностями Востока.
Я подошел к маленькому столику перед диваном и, не глядя на онемевшего от изумления Щеколду, взял в руки карты хозяйки и заслонил бубновую даму двумя королями.
Поросячьи глазки Щеколды не могли это заметить, хоть он и напрягал их изо всех сил под толстыми веками с траченными молью бурных лет ресницами. Я помахал у него перед глазами рукой, чтобы выяснить, не загипнотизировал ли я его невзначай. Он очнулся, тряхнул головой. Поскольку он забыл, что надо делать, я взял у него из рук колоду карт, сдал себе две и спросил:
— Дядюшка Стерикэ, сколько желает ваша милость?
— Три, — пробормотал он.
— Прошу вас, — подбодрил его я. Я рассортировал карты, мне ничего стоящего не пришло, оставалось играть теми, с которыми начал.
— Закрываю, — сказал я.
— Нет возражений, — несколько оживившись, проворковал он.
— Ставьте сотню, дядюшка Стерикэ! — попросил я, надеясь расшевелить его.
Мне очень нравится выигрывать, блефуя, то есть оставляя противника в дураках. Щеколда разложил карты по — новому. Платиновая дама стояла рядом, не зная, куда девать руки.
— Дорогуша, свари гостю кофе! — попросил ее Щеколда. — Да не простой, а тот, что мы купили у немцев…
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказал я, но как-то неуверенно.
— Какое там беспокойство, милый, пустяки! Никакого беспокойства. Так ты сказал — сотню? Сильно играешь, а? Тогда поставь-ка и мне… две сотни!
Ни я, ни он не вынимали пока ни монеты. Я посмотрел ему в глаза, но он тут же испуганно отвел взгляд.
— Всухую, дядюшка Стерикэ. Что у вас?