Современный волшебник

Азимов Айзек

– Ах!
– сокрушенно воскликнул он.
– Почему я пренебрегал невинными радостями юных лет?! Дитя мое, ввиду продолжающейся неспособности моей правой руки к действиям, не окажете ли вы мне любезность полистать страницы, пока я не скажу вам остановиться?

Они являли собой невиданную доселе картинку добрачной идиллии: он удерживал книгу левой рукой, а она медленно переворачивала страницы правой.

– Так я и знал!
– с неожиданной энергией провозгласил вдруг Найтли.
– Профессор Джонс, мой добрый друг, идите же сюда! Эго самое потрясающее

совпадение... пример загадочной, мистической силы, которая временами играет нами, не раскрывая своей истинной природы и цели.

Приехавший вместе с ними профессор Джонс сам приготовил себе чай и, как подобает воспитанному человеку, оказавшемуся в обществе двух страстно влюбленных, удалился в соседнюю комнату. Услышав слова Найтли, он откликнулся:

– Вы уверены, что я не помешаю?

– Совсем наоборот, У меня важные сведения по поводу одного из ваших научных достижений.

– Но вы же заняты...

– Профессор!
– воскликнула Алиса.

– Тысяча извинений, дорогая, - сказал профессор Джонс, входя в комнату.
– Мой старый замшелый ум полон причудливых фантазий. Вы даже не представляете, как давно я...
– Он сделал внушительный глоток чая (который заварил очень крепким), сразу же успокоился и замолчал.

– Профессор, - сказал Найтли.
– Это милое дитя назвало вас современным волшебником, что тут же напомнило мне о "Волшебнике" Гилберта и Салливана.

– Кто такие, - любезно поинтересовался профессор Джонс, - Гилберт и Салливан?

Найтли испуганно поднял голову, словно желая проследить направление карающего удара молнии и успеть от него увернуться. Затем хриплым шепотом ответил:

– Сэр Уильям Швенк Гилберт и сэр Артур Салливан писали соответственно слова и музыку к величайшим музыкальным комедиям мира. Одна из пьес называлась "Волшебник". В ней тоже применялось высокоморальное снадобье. На женатых людей оно не влияло, но было способно вырвать героиню из рук молодого и красивого возлюбленного и бросить ее в объятия старика.

– Тем и закончилось?
– поинтересовался профессор Джонс.

– Э-э... Нет... Послушайте, дорогая, когда вы так поглаживаете мою шею, у меня возникают, безусловно, самые приятные ощущения, но, должен признать, это меня отвлекает. Так вот, все закончилось воссоединением юных возлюбленных, профессор.

– Ага, - произнес профессор Джонс, - Тогда, может быть, учитывая близость вымышленного сюжета к реальной жизни, мы попытаемся устроить воссоединение Алисы и Александра? Во всяком случае, я не хочу, чтобы вы на всю жизнь остались без руки.

– Я ни с кем не собираюсь воссоединяться, - решительно произнесла Алиса.
– Мне нужен мой Николас.

– Ваш неожиданный подход к этой ситуации вызывает неоднозначные мнения, - сказал Найтли, - но об этом после. В пьесе есть решение, и я бы хотел обсудить его с вами, профессор.
– Он мягко и добродушно улыбнулся.
– Эффект снадобья в пьесе нейтрализуется действиями господина, который его изобрел. Другими словами, вашего прототипа,

профессор.

– Что же он сделал?

– Покончил с собой! Всего-навсего. Произведенный его самоубийством эффект разрушил ча...

Профессор Джонс не дал ему закончить. Самым мрачным и загробным голосом, какой только можно представить, он изрек:

– Дорогой сэр, позвольте сразу же заявить, что, несмотря на мою привязанность к молодым людям, оказавшимся втянутыми в эту историю, я ни при каких обстоятельствах не соглашусь на самоустранение. Подобная процедура может оказаться чрезвычайно эффективной при использовании традиционного зелья, но на изобретенный мною аматогенический состав, уверяю вас, она не подействует.

Найтли вздохнул:

– Этого я и боялся. Между нами, я считаю, что это худшая из всех возможных концовок в пьесе.
– Он замолк и быстро взглянул вверх, словно извиняясь перед духом Уильяма С. Гилберта.
– Она притянута за уши. Она не предусматривалась развитием сюжета. Получилось, что наказание понес человек, его не заслуживший. Другими словами, эта концовка не достойна мощного гения Гилберта.

– А вдруг ваш Гилберт тут ни при чем?
– предположил профессор Джонс.
– Вмешался какой-нибудь ремесленник и испохабил всю работу.

– Об этом ничего не известно.

Но острый ум профессора Джонса уже увлекся новой головоломкой.

– Мы можем проверить, - воскликнул он.
– Давайте изучим стиль мышления этого вашего... Гилберта. Он ведь много чего написал, так?

– В сотрудничестве с Салливаном Гилберт создал четырнадцать произведений.

– Разрешались ли в них ситуации более разумными средствами?

– Во всяком случае в одном, - кивнул Найтли.
– В "Радигоре".

– Кто это?

– Радигор - это место. Главный герой оказывается истинным баронетом Радигора, и, разумеется, над ним тяготеет проклятие.

– Как водится, - пробормотал профессор Джонс. Он знал, что подобное несчастье почти всегда сопутствует баронетам, и даже склонялся к мысли, что так им и надо.

– Проклятие вынуждало его совершать по одному или более преступлений в день. Случись ему пропустить хоть один день, как его ждала неминуемая гибель в страшных муках.

– Какой ужас!
– пролепетала мягкосердечная Алиса.

– Разумеется, никому не под силу совершать каждый день по преступлению, и нашему герою требовалось любой ценой перехитрить злые чары.

– Каким образом?

– Он рассудил так: отказываясь от совершения преступления, он призывает тем самым свою смерть. Другими словами, совершает самоубийство. Но самоубийство само по себе является преступлением, а значит, он выполнил условия проклятия.

– Ясно, - задумчиво произнес профессор Джонс.
– Похоже, Гилберт любит решать проблемы, доводя их до логического завершения.
– Он прикрыл глаза, и его благородный лоб задвигался от кипящих внутри мыслей.
– Скажите, старина Найтли, когда впервые был поставлен "Волшебник"?